Беседы с учениками, май – ноябрь 2012
Шрифт:
Ученик: Георгий Леонидович, вот любой страх – это сомнение?
Учитель: Нет, страх – это страх, сомнение – это сомнение. Страх – это глобальное сомнение в жизни.
Ученик: Сомнение – это страх жить?
Учитель: Да, если страх у вас впереди шагает. Современный мир очень интересен и поучителен для вас, для йогов-специалистов, ну просто изумительный. Надо посмотреть вокруг, просто посмотреть, как человек не хочет брать ответственность даже за свою жизнь. Если что-то в спине заболело, бежит к врачу скорее, считая, что врач будет отвечать за его жизнь. С какой стати? Ну с какой стати? А врач, конечно, как бы берёт на себя, что отвечает за нашу жизнь. А на самом деле он
По идее жизнь – ваша, и вы за неё отвечаете. Вы живёте, с миром взаимодействуете. Вы не видели, наступили в лужу, ноги промокли, вы простудились, у вас кашель, бронхит. Почему врач отдуваться должен? Вы же наступили в лужу, врач при чём? Ни при чём. Вы и отдувайтесь.
Ученик: Георгий Леонидович, в данной ситуации врач не нужен?
Учитель: Да.
Ученик: У нас есть уже опыт, когда мы попали в эту лужу, мы сами себе врачи, а в других случаях мы имеем право?
Учитель: Лужи бывают разные. Допустим, вы жили-жили, и плечо заболело. Или сосцы опухли. Вы думаете: «О-о-о! Что может быть самое страшное в сегодняшнем мире в сосках? Это рак, всё». Тогда вы думаете: «Ага, у меня рак». А, раз вы думаете так, значит, вы знаете, что вели некорректный образ жизни. Вели себя неправильно. Значит, приходят сразу такие мысли – рак, наверное. Не приходит в голову мысль, что, наверное, соски набухают от желания: партнёра хочется, сосцы и набухли. А вы – всё, рак, наверное. (смеются). Почему не думаем о хорошем, думаем о плохом? Что-то, наверное, очень плохое и два дня уже болит. Точно плохое, неизлечимое. И к врачу идём. Причём, здравые мысли отказывают. К врачу идём – он избавит. А врач тоже не дурак и не собирается вас избавлять, а заводит ещё больше: «О-о-о! Знаешь, что может быть? О-о-о! Всё!»
Всё работает. И поэтому, может быть, к концу жизни сил хватает, если ещё ум не отказал, ещё не овощи, тогда муж говорит: «У меня там заначка для тебя спрятана, там семь миллионов, я хотел тебе сказать, я хотел подарок тебе сделать, но уже не успеваю, сейчас уже умираю, вот там вот найдёшь». В лучшем случае жена подумает: «Эх, хоть одно доброе дело сделай, умирай». (смеются) Даже не всегда хватает скорбный вид делать, пойти проверить, сохранилось или нет. Тогда можно прийти и сказать: «Да, Васечка хороший». И всё это в нас живёт. Всё это наше.
Ученик: Георгий Леонидович, вот часто мы себя оправдываем тем, что я вот поступил так, потому что ещё чего-то не понимал, не знал и потому на тот момент именно так поступил. Всегда следует оправдание.
Учитель: Потому что в тот момент мог сделать именно так, ну что делать? Зато уж я этот момент знаю и теперь искуплю все грехи свои. И служить буду верой и правдой добрым силам. И тут сосцы раком охватили сразу… Потому что за всё надо платить, за неправильную жизнь надо платить. Раз уж начали служить добрым силам, тогда, когда сосцы уже раком охватились, когда вы решили делать добрые дела, вы никуда не бежите, а радостно принимаете, что рак развивается. Вы понимаете и искупаете всю свою вину. И радостно с любовью относитесь ко всему живому на Земле. Вот это правильное решение. А не думать потом: «А зачем мне такая мука? А почему? Я встала на правильный путь». Забыв о том, что правильный путь – это не сделка. Это не то что: «Ну вот я теперь буду делать добро»,
Так у нас у многих звучит: «Вот я же теперь хорошо [позитивно] думаю». И что? (смеются). А ничего! Ровным счётом ничего! Это ещё надо всё теперь подтвердить, за старое заплатить.
Это как: «Я сходила в ресторан, хорошо покушала, официанту спасибо сказала. И что? А он мне счёт?» (смеются). Да! А как же! «И какой счёт! А я так радостно с ним общалась». Да, и он тоже, но только счёт надо оплатить.
Это понятно всё? Игры нашего сознания. Конечно, нам всегда кажется, что так, как мы думаем, мы очень правильно думаем, всегда думаем правильно. А если ещё [есть мысль]: «Я сейчас ради ближнего стараюсь»… Я уже рассказывал вам случай, что, когда сын убивал женщин и приносил домой останки, мама относила в мусор кости, части скелета, череп. Мама же хотела как лучше, чтобы сын не попался. Святой человек почти.
Ученик: То есть человек считает, что он в здравом уме, в здравом рассудке, а происходят вот такие умопомрачения, что перестаёт вообще осознавать…
Учитель: А на самом деле, если вдумаемся, отделяет одно от другого неуловимая черта. Неуловимая. Не всегда легко сказать, кто психически здоров, а кто болен. Не всегда.
Ученик: В какой момент ты в здравом сознании, а в какой поддался каким-то соблазнам.
Учитель: Иногда вы сами замечаете, что вдруг из вас вырываются какие-то слова, какие-то фразы совершенно спонтанно. Ни с того ни с сего.
Ученик: Или эмоции какие-то нахлынут.
Учитель: И, если этот момент взять, зафиксировать, то можно с уверенностью поставить диагноз – шизофрения.
Пример, который я приводил миллион раз: когда вы вышли в чистом платье, выходите вся хорошая, идёте по улице, и вдруг по лужам проезжает на полной скорости машина, и ваше белое платье или белый костюмчик сразу становится не беленьким. Вы, ругаясь и матерясь, идёте, потеряв всю свою девственную невинность и чистоту, материте уже всё и шагаете грубой походкой: «Да хрен с ним с этим платьем, да и катись всё, весь этот мир, не достоин он моей чистой души».
Или случай такой. Мужчина в магазине покупает портвейн хороший, семь тысяч стоит, с таким элегантным видом выходит. Через десять минут приходит опять, понурый – разбил. Собирает из кармана всю мелочь, чтобы взять какой-нибудь попроще. (смеются) И куда делось это его изначальное внутреннее ощущение достоинства: взять хороший портвейн, дома с женой, с мужем или с любимой спокойно за ужином попить?
Есть другие формы, которые в классике описаны. У Мопассана в повести «Пышка» в карете хорошие люди едут. Женщина одна – шлюха. Они узнали, что она шлюха. Останавливают жандармы, задерживают надолго, ругаются все. И ей говорят: «Слушай, у тебя специальность такая, отдайся, и нас пропустят, и всё будет хорошо, мы поедем дальше». Она такая симпатичная, просили её и кланялись в ножки. Но она не хотела, но согласилась – для дела надо. Отдалась. И тут же от неё все отвернулись сразу. «Какая она все-таки низкая, грязная, ну что такое?». То есть, как надо было, то все сразу поклонились в ножки, а потом....
Поэтому грань нашей чистоты и здравого смысла такая условная, такая незаметная, отделяет [одно от другого] нечто незаметное, лёгкое. Как я пример приводил много раз, русский человек в Европе выходит: нормальный, уважающий себя. Он же выходит в Москве в аэропорту [и чувствует]: «Я —дерьмо». Потому что понимает, что даже у окошка в таможне растоптать его могут вмиг, всё его ощущение личности, запросто. Поэтому он выходит в аэропорту в Москве задавленный. Всё просто, казалось бы, а это всё такие неуловимые штрихи.