Бешеные горы
Шрифт:
Наконец старик умолк и с важным видом задрал голову.
— Что он сказал? — поинтересовался Теплов.
— Арзу сказал, что дает нам времени до тех пор, пока солнце не скроется вон за той горой, — перевел Резван.
Он показал рукой на вершину слева. Солнце уже лежало на ней нижним краем — времени было в обрез.
— Хорошо, — кивнул Бурый, облизывая губы. — Мы успеем. Пошли.
— Стой! — внезапно каркнул Арзу.
Спецназовцы, уже навострившие лыжи, замерли.
Старик шагнул к Борману, которому он едва доставал до груди, и указал на гранаты у него на разгрузке.
— Давать
— Чего?! — взревел Борман.
Старик проворно отскочил назад, наставил на Бормана свой «манлихер». Из-за соседних заборов, из-под крыш вдруг высунулись разномастные стволы, числом не меньше десятка, грозно нацелились на спецназовцев.
— Тихо! — приказал своим Бурый. — Не дергаться.
Борман замер, косясь по сторонам.
— Как тут все запущенно, — пробормотал он.
Арзу между тем, осознавая свою силу, протянул сухую ладонь вперед.
— Давать!
— Лучше послушаться, — посоветовал Резван.
— Отдай ему эти чертовы гранаты, — процедил Бурый.
Борман снял обе свои гранаты, положив в руку старику. Тот, не оборачиваясь, что-то отрывисто сказал. Тотчас из калитки вынырнул юркий черноглазый мальчуган, подхватил гранаты, как булочки, и утащил во двор.
— Теперь все? — спросил Глеб. — Можем идти?
— Это! — сказал Арзу, показывая на магазины у него в нагрудных карманах.
Бурый почувствовал себя не очень уютно. И так они почти безоружны, со своими пукалками, в этих безжалостных горах. А отдать патроны — это на сколько еще шансов сократить возможность остаться в живых? Но спорить со строптивым старцем не решился. Себе дороже. Всех этих сельских вояк, конечно, ничего не стоит положить за пять минут. Но, во-первых, Резван вряд ли одобрит такое решение вопроса. А во-вторых, подобные методы были не в ходу у самого майора Теплова. Поэтому он послушно вытащил магазины и передал их старику.
Тот невозмутимо вручил их внуку — или, скорее, правнуку, — после чего перевел взгляд на Алису.
— Сейчас он тебя заставит стриптиз показать, — съязвил Борман, тяжело переживающий потерю ручной артиллерии.
— А ты и рад будешь, — не осталась в долгу Алиса.
Впрочем, напряглась и она. Поскольку никто не знал, чего можно ждать от предприимчивого аксакала.
«Ладно, — решил Глеб. — Поиграли и хватит».
Он поднял руку и, решительно жестикулируя, громко заговорил:
— Арзу! Солнце уходит за гору. У нас мало времени. Мы пойдем. — Он обернулся к Резвану: — Веди нас на кладбище!
Резван странно глянул на него, но все-таки двинулся по узкой улочке, между каменными стенами.
— Вперед, — скомандовал Бурый.
Арзу, выкатив глаза, смотрел на уходящих спецназовцев. Казалось, сейчас он лопнет от возмущения.
Но уверенность командира произвела на него должное впечатление, и он, ничего не сказав, подхватил свою мортиру и зашагал следом за ними.
И дальше, стоило гостям миновать очередную калитку, из нее выходил либо очень старый, либо очень юный житель мужского пола и, держа кто двустволку, а кто и «АК-47», шагал следом за ними. Таким образом, вскоре за спецназовцами брела плотная группа человек в десять, вооруженная до зубов и отнюдь не мирно настроенная.
— Может, спеть им? — предложил, оглянувшись, Борман. — Чтоб добрее стали.
— Они добрые, — сказал Резван. — Просто вас не знают.
— Логично, — согласился Борман. — Как бы это исправить?
— Твой способ здесь все равно не пройдет, — заметила Алиса.
Калмык засмеялся — и напомнил о себе Бурому.
«Лучше его на кладбище не брать, — подумал он. — Еще сморозит чего, тогда точно стрельбы не избежать».
— Ты останься на выходе из аула, — приказал Глеб старшему лейтенанту. — Будешь страховать нас с тыла.
— Есть, — ответил, пряча глаза, Калмык.
Догадывался, что не просто так его оставляют в арьергарде. Но чувств своих не выказал — и тем самым сильно поднял себя в глазах командира.
«Может, зря я на него бочки качу? — подумал Глеб, догоняя своих. — Ладно, время покажет…»
Он покосился назад. Калмык уже пропал с глаз — точно растворился в тающем желтом мареве. Что-что, а времени даром он не терял.
Вот наконец деревня кончилась. Они пришли на небольшой пригорок, сразу за которым начинались крутые уступы гор. По пригорку были разбросаны скромные белые камни с высеченными на них узорами — надгробия на могилах усопших.
— Где наш клиент? — спросил Бурый, утирая пот.
Майор Хасанов спросил о чем-то Арзу, шагавшего по пятам спецназовцев. Тот, презрительно выпятив нижнюю губу, небрежно показал влево, где тянулась мелкая узкая ложбинка, выходившая за пределы кладбища.
— Там, — перевел Резван, повторив жест старика.
— Со своими побрезговали положить, — заметил Борман.
— Он же не мусульманин, — как о чем-то само собой разумеющемся сказал Резван.
— Ну коне-ечно, — протянул Борман.
Они потопали к ложбинке. Местные жители, присев на корточки, остались сидеть на границе кладбища. Они о чем-то тихо переговаривались и держали оружие наготове.
— Как шарахнут сейчас в спину, — сказал Борман. — Место самое подходящее.
— Здесь стрелять не станут, — успокоил его Резван. — Это священная земля, на ней нельзя убивать.
— А что, потом все-таки станут? — поддел его Борман.
— Это как ты себя поведешь, — сердито отшутился майор.
Было видно, что он тоже немного нервничает. Потому как хоть и земляки — а здесь он был тоже чужой. Тут свой только тот, кто родом из этой деревни. А дальше все враги, никому веры нет. Так тут было испокон веков, и так будет и впредь, пока стоят эти молчаливые горы и лучше любой границы охраняют раз и навсегда установленные правила поведения.
— Я-то всегда веду себя хорошо, — вздохнул Борман. — Жаль, другие это не всегда понимают.
Они подошли к ложбине — каменистой канавке в полметра глубиной. Чуть дальше в ней виднелся едва заметный холмик — все, что осталось от покойника.
— Там, судя по всему, — сказал Хасанов.
Арзу остался со своими, издалека наблюдая за гостями. Спросить было не у кого. Спецназовцы остались одни на голом каменистом пятачке, окруженном со всех сторон равнодушными ко всему вершинами.
Борман спустился в ложбинку, остальные пошли по ее краю: Бурый с Резваном по правой стороне, Алиса по левой. Подойдя к могиле, остановились, не зная, что делать дальше.