Бешеный Лис
Шрифт:
– Семь по восемь?
– Семь по восемь… не помню.
– Все равно очень хорошо! – искренне похвалил Мишка крестника. – Тоже Ходок учил?
– Ха! Пока весь товар на ладью погрузишь, да пересчитаешь, да не сойдется, да снова пересчитаешь, а потом выгружать, да не все, и новое грузить, и опять считать…
– Понятно-понятно, – прервал Мишка бойкую скороговорку. – По счету у тебя знаний примерно половина от Петькиных, по чтению, пожалуй, десятая часть, по письму… считай, сотая. Придется догнать… и перегнать.
– Да он же в монастыре!..
– Помню: за деньги. Нет денег – бери умом и старанием. Я помогу. Запомни: твои ребята должны выучиться
– Не-а, не получится…
– Отставить! Десятник «Младшей стражи» Василий! Слушай приказ! Приступить к обучению ратников «Младшей стражи» второго десятка по их прибытии в твое распоряжение. Обучать быстро и хорошо. Обогнать в учении ратников первого десятка. Срок – до прибытия ладьи купца Никифора!
– Минь… Ой. Слушаюсь, господин старшина! А если не выйдет?
– Значит, хреновые мы с тобой, Роська, командиры.
– А ты-то тут при чем, Минь?
– А я в «Младшей страже» при всем. Старшина. Куда денешься?
Снова шипит под полозьями снег, топочет Рыжуха, проплывают мимо деревья.
«Повезло мне с Роськой. Вернее, сначала Роське повезло с Ходоком, а я теперь пользуюсь плодами его воспитания. Наверно, любил он парнишку, возился, учил… теперь, поди, тоскует без него. Но отпускал с легкой душой – понимал, что для Роськи так лучше.
Дед, скорее всего, прав: Роська – это на всю жизнь. Смогу ли я заменить ему Ходока? Обязан. «Мы в ответе за тех, кого приручили». А Роська даже не приручился, а… и слово-то не подобрать. Сломанный костыль вот мне починил, поднялся, наверно, ни свет ни заря, а я, свинья этакая, даже не поблагодарил как следует, не до того было».
Утром Мишку пришли благодарить Лавр с Татьяной. Кланялись, говорили всякие приятные слова. То, что «лечение» удалось, по крайней мере в части «снятия отворота от жены», было видно, что называется, невооруженным глазом – по сияющему виду и припухлым губам Татьяны да по синюшным кругам вокруг глаз Лавра.
Поднесли племяннику подарки: синюю шелковую рубаху и воинский пояс с чеканными бляхами. Рубаха вышита серебром – чувствовалась рука матери или по меньшей мере ее наставничество. Подношение было царским, наверно, приготовлено было на свадьбу одному из сыновей, а теперь досталось племяннику. Мишка кланялся в ответ, говорил, что положено, а сам готов был со стыда провалиться сквозь пол.
Эту особенность своего характера Мишка, тогда еще Михаил Андреевич Ратников, обнаружил во времена депутатства. Поможешь какой-нибудь бабке оформить копеечную справку, а она благодарит, как будто ты ей жизнь спас. И понятно, что благодарит не за бумажку, а за то, что в вертепе бюрократии нашелся хоть кто-то, кто отнесся по-человечески, а все равно чувствуешь себя, как… Как хрен знает что. Неудобняк голимый.
«Вот и тут… Да еще мать с женской половины так и не вышла. Ей-то Татьянина радость… даже думать не хочется. И не помочь было нельзя, хоть стреляйся».
Воспоминания оборвал голос Роськи:
– Минь, а ты долго учился?
– Что?
– Я говорю: сколько надо учиться, чтобы, как ты… ну пять тысяч слов знать?
– А я и сейчас учусь.
– Как это?
– Да так. Учиться надо всю жизнь, как только перестаешь, сразу начинаешь потихонечку дуреть. Был когда-то такой император Николай. Николай Второй его звали. Пьяница горький, балбес. Когда
«Сорри, сэр, а не за уши ли вы вопрос образования к концу дома Романовых притягиваете? Да нет, пожалуй, – отношение к образованию, как правило, характеризует человека достаточно точно. Нежелание или неспособность усваивать новую информацию означает окончание процесса развития личности, и не только интеллектуального, но и нравственного. Кстати, совместим приятное с полезным – покажем Роське пример, а заодно попробуем получить полезные знания».
– Всего, Рось, узнать нельзя, на это просто человеческого века не хватит. Но знания требуется пополнять постоянно, и лишними они не бывают. Я вот вчера обнаружил большой пробел в образовании. Ты случайно не знаешь, что дороже: дирхем или куна?
– В куне серебра больше, она тяжелее, а дирхем тоненький, легкий. Но зато дирхем – монета, а куна – просто кусок серебра. Ходок говорил, что дирхем в любой стране берут, а кунами только у нас рассчитываются. В других странах куны надо сначала на монеты обменять, а потом уже на торг идти, и от этого убыток выходит.
– Выходит: так на так?
– Не-а, если ты только у нас собираешься торговать, то куна дороже, а если тебе монеты нужны, то дирхем дороже.
«Блин! И тут деревянный неконвертируемый. До копеек еще больше трехсот лет осталось, рубль как монета и вовсе при Петре только появится, а все проблемы уже в полный рост».
– А сколько дирхемов в динаре, не знаешь?
– А они все разные. Потертые, обрезанные, Ходок говорил, что до нас новые, полновесные не доходят. Менялы в Киеве их не поштучно, а на вес обменивают. Если серебро на серебро менять, то за монеты и полтора веса взять могут, даже больше. Невыгодно. А если золотую монету на серебряные разменивать, то берут по весу один к двенадцати или к пятнадцати, смотря еще какая монета золотая. Есть греческие солиды, сами греки их номизмами называют. Золотые, но Ходок говорил, что их лучше не брать, в них золото плохое, греки туда добавляют что-то. То есть в старых солидах золото хорошее, но они потертые или обрезанные, а новые вроде и блестят, но золото в них с примесями. Хуже динаров.
– А еще какие ты монеты знаешь?
– Есть еще какие-то монеты латинские, но я их не видел. Ходок латинян ругал, говорит, они сговорились к нам монеты не возить, а товар на товар обменивать.
«Блин, ну как домой вернулся! Цивилизованный Запад давит русских варваров экономическим рычагом. Цивилизованный, как же! Меньше ста лет, как этих цивилизованных начали учить носить нижнее белье, мыться и отличать закуску от десерта. Учили две королевы – датская и французская и одна императрица – германская. Все три – дочери Ярослава Мудрого. Цивилизация, мать их… Будем справедливы: мавры европейцев тоже учили, другими методами, но примерно тому же самому. Однако дальше Испании эта наука не пошла».