Бешеный волк
Шрифт:
Рука инстинктивно потянулась к поясу за оружием, но там обнаружилось только полотенце. Разэнтьер скрипнул зубами и усилием воли заставил себя спокойно стоять на месте и прямо смотреть в горящие желтизной глаза Змея.
— Благодарю за гостеприимство, Мастер, — поклонился он, сохранив невозмутимое выражение лица. Внутри все переворачивалось от накатившей тоски пополам со страхом перед Старейшиной. — Я надеюсь, мои усилия не оказались напрасными?
Голос дрогнул, выдал волнение. Впрочем, сидевшее перед ним древнее существо и так все прекрасно видело. Его громадные уши выражали живейшую
— Можешь не беспокоиться, он жив. Если переживет эту ночь, значит, одолеет заражение. Пришлось пустить кровь, но это ничего, и не таких выхаживали, — Тореайдр задумчиво потеребил короткую черную бородку клинышком и хмыкнул. — Хорошо еще, что везти пришлось недалеко.
Воладар кивнул. Без одежды и босиком становилось холодно, несмотря на то, что под ногами лежал толстый пушистый ковер. Его передернуло. Перед глазами, странно сливаясь с Волчьим, маячили лица матери и отца. «Боги, что они скажут, ведь я опозорил всю семью…»
Какого алден ты тут маячишь, старый кровопийца? Нет, ни в коем случае нельзя так думать. Даже тени мысли допускать! Никакие щиты и никакие амулеты не помогут скрыть мысли от Старейшины, да еще в его собственном доме, где каждый камешек пропитан его волей.
— Одевайся, чего стоишь, мерзнешь, — насмешливо склонил голову набок Змей. — Стеснительность передо мной к лицу юной деве или подростку первой весной, но никак не инквизиторскому вояке.
— Бывшему! — рявкнул Разэнтьер, не сдержавшись, и отвернулся. Ему внезапно стало стыдно этой вспышки. Во что он превращается? На постели предусмотрительно лежала стопка чистой одежды. Он натянул штаны и рубашку и сосредоточился на шнуровке.
От пристального взгляда ифенху по спине ползли мурашки.
— Позволь задать тебе два вопроса.
— А разве вы не можете прочитать меня?
— Могу, но зачем? Я хочу узнать, что ответишь мне ты сам. Так интереснее, — в словах послышалась усмешка.
Воладар сдунул с лица мокрую челку.
— Спрашивайте.
— Почему ты спас Ваэрдена? — человек спиной почувствовал, как ифенху подался вперед. Тренированное инквизиторское чутье тут же завопило об опасности — сейчас прыгнет! — но Воладар заставил его заткнуться.
— Потому что он попросил меня о помощи. Потому что, если мы люди, то не должны быть хуже зверей! Я ведь просматривал отчеты за два века — он никогда не проливал крови больше, чем это делает обычный наемник, головорез и мародер, а то и меньше оного! Это несправедливо!
— Значит, твое понятие справедливости превосходит понятие «человеческой чести», — довольно ухмыльнулся Змей.
— Человеческая честь не в том, чтобы пытать невиновных и радоваться пыткам, — буркнул Воладар.
— А в чем же? — вкрадчиво поинтересовался Тореайдр. — И чем от нее отличается честь ифенху, в таком случае? Но это так, праздные мысли, мой мальчик, подумай на досуге… Вопрос второй: зачем ты, столь болезненно справедливый юноша, пошел в ряды Инквизиторов? Не отрицай, в вашем обществе такие как ты считаются, в лучшем случае, глупыми мечтателями. В худшем — опасными еретиками. И поступают с вами соответственно.
Разэнтьер притопнул сапогами, набросил на плечи камзол и повернулся к Старейшине.
«Знаешь, мне плевать на философские вопросы. У меня развалилась на куски жизнь».
— Потому что я хотел понять причину ненависти. Я хотел разобраться, почему одни люди могут жить с вами, а другие — нет. У меня дядя по прадеду — ифенху. В Ордене утверждают, что знают ответы, но…
Дерзкая мысль повисла в воздухе вместе с сумбурным ответом. Старейшина поднялся и пристально взглянул на человека сверху вниз.
— Не говори глупостей, мальчик. Жизнь не может развалиться, если ты сам сделал выбор. Она просто меняется.
«Я знаю, о каком выборе ты говоришь. Но это невозможно!»
— Пойдем. Я отведу тебя к нему.
Идти пришлось сквозь рой любопытных взглядов и насмешек: «смотрите, девочки, какой симпатичный ужин!» Словно всем обитателям дома враз расхотелось заниматься своими делами, и они столпились поглазеть на беглого инквизитора. Разэнтьер старался держаться поближе к Змею и не показывать своего страха перед хищниками. Лучше задержать взгляд на роскошных картинах и фресках, на искусно кованых светильниках и статуэтках. Всего-то и надо пройти десять шагов по коридору и за угол — а вышло как сквозь вражеский строй на поле боя. Когда Старейшина буквально втолкнул его за дверь Волковой спальни, Разэнтьера отчетливо била мелкая дрожь.
— Успокойся, сюда не войдут без моего приказа.
Уютно горел камин, мерцали огоньки свечей в паре канделябров, поставленных так, чтобы их свет не беспокоил лежащего без памяти ифенху. Вечер за окном разразился затяжным дождем — в мир, наконец-то, пришла осень. И капли шумно били в лирофанитовые пластины окна.
— Тебе теперь место только рядом с ним, — негромко сказал Тореайдр. — Ты несешь ответственность за его жизнь, раз уж взвалил ее на себя. Сиделкой здесь работать никто не согласится, да и он кроме тебя никого не подпустит. Кровью я поделюсь, а кормить будешь сам. Я держу его сознание, так что, за себя можешь не опасаться.
С этими словами старый ифенху вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Разэнтьер остался один на один со своей рухнувшей жизнью.
«А хоть бы и кинулся», — подумал он Змею вслед. «Кому от этого хуже будет. Не пришлось бы ничего решать…»
Длинно, со стоном выдохнув, он замер посреди комнаты. Зажмурился, стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Хотелось взвыть, выплеснуть, выкричать накопившуюся боль, обругать себя за малодушие. Но, разве это позволительно у постели больного? Вдох-выдох. Спокойно, Разь, спокойно. Ты спас чужую жизнь, одним неправильным убийством в этом мире стало меньше. Разве это плохо?
Разве это стоит уничтоженной чести семьи Воладар?
Или семейная честь как раз на том и зиждется, чтобы спасать от расправы Темных? Разэнтьер совсем запутался.
Он подошел к постели, склонился над ифенху. Ваэрден, бесцветный и тонкий, словно высушенный, терялся среди белых простыней, только черные штрихи когтей сиротливо разбавляли белизну. Дыхание едва жило возле самых губ, седые волосы истончились и разметались по подушке.
— Ты больше похож на древнего старца. Из-за тебя я потерял все. Так что, будь добр, выживи — ты все, что у меня осталось.