Бесконечная империя: Россия в поисках себя

Главный редактор С. Турко

Руководитель проекта А. Василенко

Корректоры О. Улантикова, Е. Чудинова

Компьютерная верстка К. Свищёв

Художественное оформление и макет Ю. Буга, Д. Изотов

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

«Россия – это загадка, завернутая в тайну и помещенная внутрь головоломки»: такова известная фраза У. Черчилля, хотя, конечно, великий британец был далеко не первым, кто усомнился в том, что нашу страну можно «измерить общим аршином». На протяжении сотен лет Русь, Московия, Россия, Советский Союз, а в последние десятилетия и Российская Федерация развивались и развиваются путями столь неисповедимыми, что порой любая их систематизация может показаться бессмысленной. Тем не менее мы попытались рассмотреть прошлое, настоящее и отчасти будущее нашей великой страны под одним определенным углом: с точки зрения

эволюции ее имперской сущности, сформировавшейся много веков назад и отнюдь не преодоленной до наших дней. В отличие от многих публицистов и политиков, нередко касающихся этой темы, в нашем отношении к предмету исследования полностью отсутствует эмоциональный момент. Мы не намерены выражать своего отношения к тому, хороша или плоха российская имперскость; можно ли было ее избежать и следовало ли это делать; чего больше принесла такая особенность стране и ее народу – славы или страданий. Наша основная задача состоит в том, чтобы показать, как и почему, под влиянием каких объективных исторических причин и социально-политических процессов Россия стала такой, какой мы ее знаем; акцентировать внимание на ее сходствах с другими великими европейскими империями и ее отличиях от них; проследить особенности ее возвышения и упадка. Мы не считаем имперские качества и характеристики страны ни благом, ни проклятием – для нас они не более чем предмет того исследования, результатами которого мы хотим поделиться с читателями этой книги.

Работа над ней была достаточно долгой, если не сказать – затянутой. Как всегда, масса обстоятельств, иногда реальных, но намного чаще воображаемых, мешала большому делу закончиться в запланированные сроки. Однако стремление прояснить самим себе безумные перипетии российской истории, дать ответы на непроясненные вопросы и увидеть закономерности там, где на первый взгляд нет и не было ничего, кроме хаоса, раз за разом подавляло позывы бросить это безнадежное предприятие.

Как принято в предисловии, мы хотим выразить благодарности тем, без чьего участия и внимания эта книга вряд ли бы увидела свет. Особую роль в ее появлении сыграла Екатерина Кузнецова, которая, будучи ученицей одного из авторов и супругой другого, несет всю полноту ответственности за наш неожиданно сложившийся альянс. Лишь немногим менее значимыми выглядят заслуги Ирины Гусинской и Ирины Шуваловой, замечательных сотрудников издательства «Альпина Паблишер», беспрестанно терроризировавших авторов, которые оттягивали завершение работы над книгой под разнообразными надуманными предлогами. И, конечно, мы не можем не отметить Збигнева Бжезинского, великого политика и интеллектуала, с которым одному из нас довелось вести много дискуссий относительно прошлого и будущего России; его слова и суждения – всегда искренние и глубокие, хотя иногда и излишне категоричные, – стали одним из важнейших стимулов для написания этой книги. К сожалению, доктору Бжезинскому не суждено ее прочесть, но нашей благодарностью служат короткие строки посвящения.

Мы благодарны многим другим людям и организациям, с которыми связаны обсуждения отдельных высказанных в книге мыслей, а также помощь в работе над ней. Хочется отметить нашего давнего друга, великого российского интеллектуала и мецената Дмитрия Зимина за его поддержку этого проекта; выдающегося американского историка и политического мыслителя Эдварда Люттвака за многочисленные обсуждения поднимающихся в книге проблем, а также Джеффа Мэнкофа из Центра стратегических и международных исследований и Уильяма Померанца из Центра Вудро Вильсона за проявленный интерес к теме и организацию ее содержательных обсуждений в Вашингтоне с участием авторов. В 2017–2018 гг. один из нас провел несколько месяцев в Варшаве, в Польском институте перспективных исследований, где впервые были сформулированы некоторые позже развернутые в книге тезисы; этому институту и его директору Пшемыславу Урбанчику мы также выражаем нашу глубокую признательность. В разное время отдельные темы и вопросы, нашедшие в книге свое отражение, обсуждались со многими из тех, кто занимается изучением российского прошлого и настоящего; мы не можем отметить всех, кто этого достоин, но назовем имена Клиффорда Гэдди, Анжелы Стент, Эндрю Качинса, Андерса Ослунда, Ариэля Коэна, Тоби Гати, Марлен Ларуэль, Андреаса Умланда, Александра Янова, Ивана Крастева, Владимира Рыжкова, Александра Лебедева, Александра Морозова, Игоря Эйдмана, Руслана Гринберга, Владимира Гельмана, Елены Немировской, Анатолия Адамишина, Андрея Кортунова, Юрия Сенокосова, Михаила Ходорковского, Александра Эткинда, Валерия Тишкова, Виталия Шклярова, Николая Петрова, Алексея Миллера, Эмиля Паина и Максима Трудолюбова. Мы благодарны Адаму Михнику, Адаму Гарфинклю, Хеннингу Хоффу, Лоранс Вайнбаум, Андрею Литвинову, Сергею Цехмистренко, Станиславу Кучеру, Антону Барбашину и Денису Беликову, в разное время предоставлявшим страницы и сайты своих замечательных изданий для публикации статей и текстов, появлявшихся в ходе работы над книгой. Огромным ударом для нас стала безвременная кончина Сильке Темпель, многолетнего редактора журнала Internationale Politik, которая всегда с большим интересом относилась к нашим исследованиям. Особых слов признательности заслуживают уважаемые коллеги, оказавшие деятельную помощь в поиске и подборе важных источников и литературы; среди них мы хотели бы особо отметить Виктора Суворова, Александра Щелкина, Павла Суляндзигу, Алексея Собченко и Александра Минжуренко.

И в заключение, разумеется, мы хотим выразить искреннюю благодарность всем тем, кто найдет силы и время для того, чтобы открыть эту книгу и прочитать ее до конца.

Александр Абалов и Владислав ИноземцевМосква, Вашингтон, март 2020 г.

22 февраля 2014 г. соединения российской армии, часть из которых уже находилась в Крыму, а часть была переброшена силами транспортной авиации, заблокировали важнейшие объекты этой автономной республики в составе Украины и инициировали процесс ее отторжения от украинского государства. Менее чем через месяц в результате сомнительного по своей легитимности референдума Крым объявил себя независимым и уже на следующий день оказался «принятым» в состав Российской Федерации. Этот стремительный розыгрыш лишил дара речи политиков на всех континентах. Россию обвинили в нарушении международного права, сравнили ее действия с аншлюсом Австрии [1] и установлением контроля над частью Чехословакии в 1938 г. [2] и другими действиями нацистской Германии в предвоенный период; возродившийся российский «националистический угар» стал предметом бесконечных обсуждений [3] .

Но справедливо ли говорить в этом контексте о «национализме»? Хотя В. Путин и аргументировал аннексию Крыма заботой о соотечественниках, хорошо известно, что нынешняя Россия трактует «русский мир» крайне расширительно. Несмотря на то, что в Кремле полагают, будто этот мир сплочен «не только нашим общим культурным, но и исключительно мощным генетическим кодом» [4] , к нему, однако, легко причисляются и «люди, которые [не принадлежат к нему по рождению, но] восприняли культурную и духовную составляющую этого мира как свою собственную» [5] . Захватывая территории, Москва действует не как традиционное европейское национальное государство, движимое четким стратегическим расчетом; она поступает как империя, для которой приращение новыми провинциями и зависимыми территориями является естественной формой существования. Риторика российских властей по поводу аннексии Крыма, реакция россиян на это событие и его влияние на международный порядок более всего схожи с речами вождей, реакцией итальянской публики и ударом по международным институтам в ходе итало-абиссинской войны 1935–1936 гг., которая (в отличие от крымской авантюры) открыто называлась шагом на пути чуть ли не к ренессансу новой Римской империи [6] .

Кроме того, аннексия Крыма стала возможной не только благодаря хорошей организации, проявленной российскими военными, и не только благодаря параличу правительства в Киеве, вызванному «Революцией достоинства»; она стала возможной ввиду как задолго до 2014 г. начатой подготовки российского общественного мнения к желательности возвращения «несправедливо утраченных» территорий [7] , так и формирования восприятия русского народа как «одного из самых больших, если не сказать самого большого, разделенных народов в мире» [8] , а также нагнетания общей ностальгии по Советскому Союзу, которая была превращена властями в чуть ли не новую российскую идеологию. В последовавшие годы Кремль, похоже, превратился в своеобразный «институт истории», производящий «правильные» исторические смыслы прежде всего с целью оправдать любые империалистические поползновения бывших российских правителей – будь то Иван Грозный [9] или И. Сталин [10] . Стремление отождествляться с великой державой, чуть ли не вершившей судьбы мира, проявилось даже при попытке переписать российскую Конституцию, в обновленном тексте которой нашлось место утверждению правопреемства Российской Федерации по отношению к Советскому Союзу [11] . Между тем Советский Союз трактовался как «многонациональная дружная семья» лишь самими советскими авторами, в то время как в остальном мире его вполне открыто и без обиняков именовали империей не только ради красного словца [12] , но и в серьезных научных обсуждениях [13] . Э. Тодд прямо писал о «советском империализме» еще в середине 1970-х, утверждая, в частности, что «покоренные неславянские народы несомненно являются источником самого мощного идеологического вызова коммунизму, противники которого могут рассчитывать на национальные чувства окраинных народов» [14] . Кризис и ликвидация СССР в 1988–1991 гг. описывались в категориях имперского упадка и распада, главной причиной которого выступала «лоскутная» национальная структура советского общества, ставшая результатом имперской экспансии [15] . Напомним, что Э. Каррер д’Анкосс еще в конце 1970-х называла Советский Союз империей с национальными республиками в качестве доминионов [16] , а некоторые авторы объявили крах СССР очевидным проявлением деколонизации почти сразу после того, как красное знамя было спущено над Кремлем [17] . Более того, многие свидетели и исследователи упадка и разрушения Советского Союза и формирования на его территории новых независимых государств однозначно характеризовали СССР как «последнюю империю», понимая под этим то, что его «распад был явлением, аналогичным произошедшему в ХХ веке распаду Австро-Венгерской, Османской, Британской, Французской и Португальской империй [и потому] что он был последним государством, сохранявшим наследие “классических” империй нового времени» [18] .

Оценка Советского Союза как империи – и тут не принципиально, какой она была по счету с начала или с конца – интересна прежде всего потому, что СССР как минимум по двум причинам не вполне подходил под такое определение, действуя совсем не так, как это пристало империям. С одной стороны, эта страна появилась на свет во многом потому, что ее отцы-основатели успешно соединили коммунистическую идеологию с чаяниями народов, составлявших периферию прежней Российской империи, которую, по словам В. Ленина, «справедливо называют “тюрьмой народов”» [19] и которую Советская Россия объявила упраздненной [20] . С другой стороны, на протяжении практически всей своей истории СССР последовательно поддерживал любые проявления антиколониальных движений на мировой периферии, выступая самым верным апологетом «национально-освободительной борьбы», под какими бы лозунгами она ни велась и к сколь бы печальным результатам ни приводила; здесь позиции советских руководителей, представлявших жесткий авторитарный режим, оказывались исключительно похожи на позиции американских властей, также не всплакнувших по европейским колониальным империям [21] . С позиций нашего времени, однако, становится возможным предположить, что имперские устремления и идеологемы, возрождающиеся в современной России, прямо восходят не столько к давним российским, сколько к постоянно воскрешаемым в памяти советским паттернам, – и поэтому ретроспективный взгляд позволяет усомниться в том, насколько советский строй был несопоставим с имперскими представлениями о мироустройстве.

Проблема политической природы и характера СССР крайне важна, на наш взгляд, прежде всего потому, что она позволяет поставить вопрос, значение которого сложно переоценить, – вопрос о том, существовала ли Россия на протяжении сколь-либо длительного промежутка времени (несколько месяцев в 1917 г. не в счет) не как империя или же она всегда была именно таковой. Если исходить из того, что Российская империя как политический и социальный институт действительно была разрушена в ходе революционных потрясений, и считать Советский Союз добровольно созданной конфедерацией независимых государств, сохранявших право свободного выхода из ее состава [22] , то следует признать, что имперская форма существования была характерна для России на протяжении менее чем двухсот лет, являясь, таким образом, эпизодом в ее тысячелетней истории. А если исходить из того, что большевики в 1920-е гг. занимались не чем иным, как восстановлением разрушившейся было империи под новой «вывеской», de facto продлив ее существование почти на три четверти века, окажется, что российская имперская структура необычно подвижна, – и в этом случае можно не принимать во внимание наличие или отсутствие термина «империя» в формальном названии государства и начинать искать ее истоки задолго до 22 октября 1721 г.