Бесконечное лето: Не чужие
Шрифт:
— Шесть билетов! — выпалил я, протягивая кассирше — суровой бабке с постным лицом — две красные десятки.
На деньги она даже не посмотрела.
— Групповые заявки в соседнее окно, — едва разжала бабка тонкие губы. — Да и оно закрыто, потому что вот-вот начнется концерт. Вы бы еще позже заявились, молодой человек.
— Вы не понимаете… — слова вдруг куда-то ушли и кончились. — Это очень важно… У нас тут… У нас…
— Молодой
Где-то у одного из входов затрубили в трубу. Ну правильно, не театр же — третий звонок давать. И все это — весь наш безумный план с угоном и кроссом по безлюдным улицам — было, получается, зря? Так?
Рядом мелькнула тень, от нее пахло персиком и солнцем.
— А может, откроем ее, продажу-то? — на кассовую стойку опустилась зеленая, словно окислившаяся от времени медь, бумажка. Алиса смотрела прямо перед собой. И усмехалась — расчетливо и цинично.
Да за такие деньги можно вшестером в Крым слетать! И еще на мороженое с кино останется.
Кассирша задумчиво посмотрела на лежащие перед ней деньги.
— Наверное, у меня где-то осталось несколько свободных мест, — пробормотала она, наконец, отворачиваясь. — На случай приезда товарищей из министерства культуры, или чего-то такого…
— Послушай, — шепнул я Алисе, когда мы уже прошли билетный контроль и уселись на предназначенных — отличных, не слишком низко и не слишком высоко! — местах. — Ладно ключи от машины… Но деньги! Да еще полтинник, и наверняка не последний. Кого ты гопанула на этот раз? Где труп?
— Вечно ты про меня плохое думаешь, Сашок, — остро и хищно ухмыльнулась Алиса. — А я ведь просто маленькая девочка…
— Со взглядом волчицы, да. Я что имею в виду — у нас не будет на этот счет неприятностей, кроме как за угон машины? Интересуюсь с целью знать.
— Ты безработный, что ли? — неожиданно окрысилась Алиса. — Тебе, блин, зарплату не платят? Платят, конечно, причем побольше, чем мне, только ты же ее не забираешь, потому как тратить не на что, вот она и пылится в сейфе бухгалтерии. А у меня всегда с собой имеется как минимум «катька» на мелкие расходы. Вот сегодня и пригодилась, например.
— Ничего себе «мелкие расходы», ты наркотиками, что ли, торгуешь в свободное от работы время? — поразился было я, но тут шум в зале начал стихать: начиналось представление, на красную и порядком вытертую арену вышел усатый конферансье-ведущий в стареньком пиджаке и античной соломенной шляпе, небезуспешно копирующий манерой поведения оригинального куплетиста Бубу Касторского.
— Дорогие друзья! — громко и веско сказал он в фонящий микрофон. — Радостно, что и в суровую военную годину наш город продолжает жить и интересоваться искусством! И сегодня мы с большим удовольствием представляем творчество нашей землячки Светланы Лениной! Ее песни сочетают в себе…
– …Словом, — не растерялся ни на секунду ушлый конферансье, — лучше самому все услышать и понять! Встречайте: Лана Ленина и ВИА «Артель»!
Заиграл какой-то медленный блюз, и на сцену — тьфу, черт, на арену, конечно! — вышла маленькая, хрупкая девушка, кажущаяся еще меньше из-за огромного чехла для гитары за спиной. Наверняка это было продуманной деталью выступления, но смотрелось здорово — будто она возвращалась домой из дальнего похода и внезапно, почти случайно решила заглянуть сюда на огонек.
Публика это оценила, по рядам прокатился одобрительный шум. Девушка вскинула кулак, и музыку как отрезало. Секунду спустя притихли и ряды.
— Привет, земляки, — четко проговорила Лана. Темные волосы двумя короткими хвостами падали ей на плечи. — Сегодня будет много хорошей музыки и песен со смыслом. Кому такое не нравится, могут убираться с глаз моих прямо сейчас, в кассе вернут деньги. Кто остается — я вас предупредила. Ну?
Никто не пошевелился.
— Хорошо, — оценила она. — Тогда поехали. Первая песня — она же главная — посвящается тем ребятам, которые каждый день, в том числе рискуют своими жизнями ради того, чтобы мы хоть на час могли забыть об этой войне — будь она проклята! Я не знаю, что будет, когда этих ребят не станет — но пока они есть, живы и я, и вы. Низкий им поклон за это. И моя первая песня — для операторов укрепрайона! Для зенитчиков!
Я скосил глаза на девчонок. Лица у них были обалдевшие.
Лана тронула струны расчехленной гитары. Тронула, коснулась, ударила по ним, задавая ритм и темп, сплетаясь в совсем простую, безыскусную мелодию, оставляя место и время для самых важных слов.
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Друг пред другом мы, как перед господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
Расцвели и опали… Проходит за осенью осень.
Наши матери плачут, ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая участь солдат.
В высоком здании цирка, увенчанном куполом, словно храм, царила полная тишина — ни шепотка, ни невольного кашля. Зрители таили дыхание, не решаясь даже пошевелиться, и — слушали. Словно боялись пропустить хоть слово. Может, это мне только казалось — сам я застыл, будто античная статуя, «Мальчик, пораженный молнией», но только такими же статуями застыли и все вокруг меня. Все девчонки, даже неугомонная Ульянка, даже равнодушная, одурманенная успокоительным Лена. Все были здесь. Вслушиваясь. Понимая. Сопереживая.