Бесконечность любви, бесконечность печали
Шрифт:
...Пропустив к окну пассажира, Катя втиснулась в кресло, до предела увеличив длину ремня, застегнула его под выпиравшим животом и облегченно выдохнула:
«Наконец-то в самолете!.. Неудобно, но, может, удастся вздремнуть...
– пошевелилась она, попытавшись занять более-менее удобное положение.
– Сумасшедшее утро!»
Утро на самом деле выдалось невероятно сумбурное, продолжив предыдущий вечер. Лена с Милой засиделись допоздна и никак не хотели уходить. В конце концов Арина Ивановна с отцом из вежливости предложили им заночевать, наивно полагая, что те поймут намек: дорогие гости,
А в седьмом часу и гостей, и хозяев разбудил настойчивый сигнал домофона, вслед за ним зазвонил телефон Милы. Ленка еще вечером свой демонстративно выключила, а Мила не решилась: дома Паша с детьми, мало ли что? Звонил Колесников. Но не успела ему Мила спросонья должным образом ответить, как в дверном проеме с огромным букетом в руках появился он сам и прямо на глазах свидетельниц в неглиже бухнулся перед женой на колени.
Пришлось Кате с Милой оставить их наедине. Ждали долго, успели и чаю попить, и выяснить, как Игорь вычислил, где супруга. Конечно, Паша выдал, кто же еще! Хотя, с другой стороны, что тому оставалось делать, когда посреди ночи к нему в квартиру в поисках жены вломился пьяный Колесников?
Сначала в целях успокоения Полевой лишь попытался заверить его в «целомудренном» местонахождении супруги, а затем на правах друга почти два часа читал лекцию о семейной жизни. Единовластное и деспотичное правление порой оправдано в бизнесе, но категорически неприемлемо в семье! К концу, увлекшись, Паша решил сразить друга сногсшибательным доводом: Лена ждет ребенка, но из-за тирании Игоря может пойти на аборт!
Мигом протрезвевший Колесников вскочил с места и помчался в Ждановичи вымаливать прощение. Позаботился даже о цветах в столь ранний час, но только не о сне обитателей дома. Правда, когда смирный, держа супругу за руку, вышел из комнаты, извинился за свое вторжение. А Кате пообещал помощь при любых материальных затруднениях.
Подруги наблюдали за этим последним действием Марлезон- ского балета расткрыв рты. Кротким и виноватым они Игоря еще не видели. То ли Пашина лекция возымела действие, то ли любовь победила, а может, и совесть заговорила - значения уже не имело. Лишь бы подруга была счастлива!
Попрощавшись, умиротворенные Колесниковы уехали. Следом засобиралась Мила: дети и Паша, наверное, проснулись, а завтрак не готов. Часы показывали начало девятого, и семейству Евсеевых тоже пора приступать к сборам в аэропорт...
«Надо хоть немного вздремнуть...» - Катя опустила тяжелевшие с каждой секундой веки и стала проваливаться в сон.
– ...Девушка, - кто-то коснулся ее плеча. Вздрогнув, она открыла глаза. Рядом стояла стюардесса.
– Вы одна летите? В бизнес-классе есть свободные места. Там вам будет удобнее, - показала она взглядом на подпертый коленями живот пассажирки и улыбнулась.
– Давайте я вас провожу и помогу с вещами.
– Спасибо большое!
– поблагодарила Катя, пересев в начало самолета. Места для ног здесь действительно больше.
«Не
Самолет медленно отчалил от здания аэропорта.
«Прощай, Минск!
– наблюдая за картинкой за окном, Катя вспомнила о странном ощущении: пока она двигалась в очереди на посадку, словно кто-то наблюдал за ней. Она даже оглянулась, но никого не заметила.
– До свидания, Минск!
– поправила она себя, когда, взревев моторами, самолет пронесся мимо зданий и оторвался от земли.
– Я вернусь!.. Мы обязательно вернемся!..» - приложив ладонь к животу, пообещала Катя за себя и за свою дочь...
***
– Добры вечар! Як пачуваецеся?
Среди ставшего привычным попискивания медицинских приборов Катя расслышала новые звуки и размежила веки.
«Сон, - заторможенно попыталась она осознать реальность.
– Мова? Здесь? Бред!»
За два дня нахождения в клинике она и русскую-то речь слышала всего дважды: от сербки, определявшей ее в стационар, которую поняла на уровне контакта, и от готовившей ее к операции медсестры: женщина обладала явно выраженным прибалтийским акцентом и была скупа на слова, но говорила свободно.
Затуманенное сознание выхватило в полумраке палаты фигуру в синей униформе, сфокусировавшись, идентифицировало мужчину, внимательно смотревшего на мониторы над кроватью.
– Усё цудоуненька!
– пробормотал он.
– Вы кто?
– пытаясь сфокусировать зрение, близоруко сощурилась Катя.
– Доктор, - ответили ей.
– Олег. А вы...
– он бросил взгляд на один из мониторов, - Екатерина? Очень приятно.
Разговаривать, не различая лица и мимики собеседника, некомфортно.
– Где мои очки?
– забеспокоилась она.
– Вот, держите, - протянул очки мужчина и уточнил: - Вы ведь из Минска?
– Из Минска, - кивнула она, наконец-то рассмотрев собеседника.
Высокий, плотный молодой человек: ежик коротко остриженных светлых волос, серые глаза, обрамленные густыми выгоревшими ресницами, пухлые губы.
«Лицо доброе», - оценила Катя.
Поймав изучающий взгляд, Олег улыбнулся.
– А я тоже минчанин!
– сообщил он и не менее радостно добавил: - Третий год здесь работаю и впервые разговариваю с землячкой! Заступил на дежурство, просмотрел список больных и первым делом к вам побежал. Как себя чувствуете? Что-то беспокоит?
– осведомился он, став серьезным.
– Ничего, - прислушалась к себе Катя.
Разрешите, я посмотрю, - попросил доктор и, не дожидаясь ответа, откинул одеяло. Бережными движениями слегка помял живот, снял край лейкопластыря, прикрывавшего послеоперационный шов, приклеил его на место и снова прикрыл больную одеялом.
«Ничего не говорит о ребенке, - болезненно поморщилась Катя.
– Надо спросить... Боже, как страшно!»
– Болит?
– тут же отреагировал доктор.
– Скорее ноет, - успокоила она.
– Терпимо.