Бескрылая птица
Шрифт:
— Энтони! — Вивиан ворвалась в его покои как настоящий шторм, без стука, без приглашения, не стесняясь, подошла к молодому человеку, растянувшемуся на своей кровати, и, схватив его за руку, потянула на себя. — Вставайте! Возьмите себя в руки! Нечего лежать, как побитая собака, и жалеть себя, потому что ничего ужасного не произошло! Даже больше! Вы, должно быть, сами не понимаете, какие перспективы и какое богатое будущее ожидают вас! Энтони! Не будьте… — Вдруг кузен притянул ее к себе, уложил на кровать и подмял ее под своим телом. Его глаза лихорадочно горели, а губы скривились в язвительной усмешке.
— А может, мне обесчестить тебя, прямо здесь? Прямо сейчас? —
— Энтони, ну что вы делаете? — с упреком сказала на это Вивиан, даже не пытаясь сопротивляться.
— Я лишу тебя невинности, и, моя милая, у тебя не останется другого выбора, как стать моей женой, — жестоко улыбнувшись, произнес отвергнутый жених.
Энтони действительно был готов воплотить свою угрозу в реальность: в этот момент он почти потерял контроль над своим гневом и желал лишь одного: отомстить, ведь отвернутое сердце — худший враг. Вивиан, его любимая девушка, такая красивая, такая хрупкая лежала под весом его тела и могла стать легкой добычей его мести и похоти.
Но в ответ на угрозу быть изнасилованной и обесчещенной, Вивиан лишь насмешливо рассмеялась и закатила глаза.
— Господи, ну какой же ты идиот! — тоже перешла на «ты» она, сказав эти слова с презрительной улыбкой. Она ни капли не была напугана действиями кузена. — Ну, изнасилуй меня, ну стану я твоей женой, и что? Купим дом в деревне, нарожаем десяток детей и после нашей смерти оставим их ни с чем!
— О, нет, моя дорогая, твои пятнадцать тысяч и мои двадцать… — начал было Энтони.
— У меня не будет этих пятнадцати тысяч! — вновь рассмеялась девушка. — Я получу их в понедельник, а во вторник их уже не будет!
— Что? — опешил Энтони. — Как это не будет?
— Во вторник утром приедет наш кучер, кучер Коуэллов, и я отдам ему четырнадцать тысяч, а себе оставлю лишь тысячу! — уже более спокойным тоном объявила Вивиан. — Желаешь обесчестить меня ради несчастной тысячи фунтов?
— Ты лжешь! — процедил сквозь зубы Энтони и довольно сильно встряхнул свою кузину.
Но она лишь рассмеялась.
— Этого не случится, моя дорогая: сейчас мы сольемся в экстазе любви, и я стану твоим хозяином, и все твои деньги станут моими! — прорычал молодой Крэнфорд.
— Если вы возьмете меня против моей воли, мистер Крэнфорд, младший сын графини Крэнфорд, — сузив глаза, ядовито прошипела Вивиан, — я клянусь, что даже будучи обесчещенной вами, не стану вашей супругой, но раструблю о вашем насилии надо мной всему Лондону, всей Англии, всей Европе, и вас, а также вашу матушку и брата с его семьей не примут ни в одной приличной знатной семье. Вы никогда не женитесь на богатой наследнице, ведь вас всю жизнь будет преследовать слава насильника. Пускай вы ввергните меня в бездну позора, но, клянусь именем моей покойной матери, я утяну вас с собой.
Уверенный вид и слова кузины заставили Энтони протрезветь.
«Эмили тоже сказала что-то подобное» — вспомнил он, и это воспоминание заставило его почувствовать омерзение к тому, что он собирался сделать с Вивиан. Ведь она была права: пусть он насладится ее телом и местью, но эта минутная слабость будет стоить ему и всей его семье чести и доброго имени.
— Допустим, я поверю твоим словам, — холодно улыбнулся он, все еще удерживая девушку. — И ты что-то говорила о девчонке с сорока тысячами фунтов. Она действительно существует, или это лишь твоя фантазия?
— О, она существует, поверь уж, дорогой кузен! — усмехнулась на это Вивиан.
— И ты поможешь мне жениться на ней? — вкрадчивым тоном спросил Энтони.
— Если ты поможешь мне выйти за Найтингейла, — сладко улыбнулась его кузина.
— Что же, я поверю тебе и заключу с тобой договор о помощи. — Он наконец-то отпустил Вивиан и поднялся с кровати. — Но помни: если она не достанется мне, герцог Найтингейл никогда не станет твоим.
— Прекрасно! — Вивиан тоже поднялась на ноги и, как ни в чем ни бывало, стала поправлять свои волосы и платье. — Если мы будет действовать сообща, то скоро и я, и ты станем безумно богатыми. Но тебе не стоит так много пить: пьющие сверх меры мужчины отталкивают девушек.
— Это была лишь бутылка бренди, — коротко бросил Энтони.
— Впредь, это будет всего лишь четверть бокала. — Вивиан нахмуренно смотрела на кузена. — Так мы договорились? — Она протянула ему руку.
— Договорись, — с кривой усмешкой ответил ей тот и слегка сжал ее ладонь.
— Великолепно. Тогда начнем с того, что сегодня к шести ты поедешь со мной к Сэлтонам, — заявила девушка.
— У меня нет никакого желания ехать к ним, — отозвался на это Энтони. — Я буду отдыхать в кругу друзей.
— Забудь о друзьях. Мы на охоте, — строим тоном парировала его кузина. — Я зайду за тобой в половину шестого, и будь одет в свой лучший костюм. — Вивиан направилась к двери. — И никакого бренди! От тебя не должно пахнуть алкоголем!
— Да ты знатная интриганка, моя милая кузина, — усмехнулся на это молодой человек, пораженный ее цепкой хваткой.
— О, ты мало что обо мне знаешь, дорогой кузен, — улыбнулась ему Вивиан и вышла в коридор, оставив кузена с вихрем чувств и эмоций.
Теперь Энтони осознавал, что все это время ошибался, считая Вивиан несчастной, скромной и беззащитной. Ему вдруг открылось другое, истинное ее лицо властной, расчетливой охотницы за капиталом. Она стала ему ненавистна. И, вспомнив о том, с какой гордостью девушка поведала ему о том, что нарочно пролила сок на платье мадемуазель де Круа, своей соперницы за сердце Найтингейла, Энтони с усмешкой, полной неприятия и отвращения, подумал: «Она безжалостна. Красивая сучка с пустотой в груди».
По дороге к Сэлтонам в карете царила тишина: молодые люди, отвернув лица к окошкам, словно не желали смотреть друг на друга, и с тех пор, как покинули Гринхолл, не проронили ни слова. Несмотря на согласие забыть все, что произошло и в покоях Вивиан, и в покоях Энтони, оба чувствовали, что отныне их теплые родственные прежде отношения покрылись льдом отчуждения.
Девушка была одета в нежное-розовое муслиновое платье, ее ладони были облачены в белоснежные белые перчатки, а на ногах, едва заметные из-за довольно длинного подола платья, выглядывали красивые обитые белым шелком туфельки. Шею девушки украшал ее любимый золотой кулон с птицей, а замысловатую прическу — шпильки с розовыми жемчужными. Красота Вивиан была ослепительной, но с тех пор, как Энтони узнал истинное обличие кузины, ее внешность перестала затуманивать его разум и восхищать его. Он больше не видел перед собой нежного лебедя, но волка в овечьей шкуре, и эту ипостась он презирал. Энтони, до этого дня страстно и трепетно влюбленный в кузину, теперь ненавидел ее. Но это не смущало девушку: она понимала, что отныне кузен ее на дух не переносит, но знала, что он будет надежным партнером в их охоте за богатым будущим. Это знал и сам Крэнфорд и был совершенно уверен в том, что, в союзе с ловкой интриганкой Вивиан, уже скоро он поведет под венец девушку, которая принесет ему огромное приданое. Родственные отношения сменились деловыми, и никто из них больше не желал обращаться друг к другу в вежливой форме.