Бесноватые
Шрифт:
Мистер Уинн протянул руку в направлении мисс Ролстон и несколько негалантно покрутил указательным пальцем у нее перед носом.
– Слушайте, Пег, – произнес он, и в голосе его зазвучали свирепые нотки. – Конечно, тот, кто отсиживается по домам, может смотреть на «лягушатников» сверху вниз. Не вам воевать.
– К сожалению!
– Сегодня мы ликуем, мы, глупые англичане. И когда бедолага адмирал просто одерживает победу над французским флотом, но не уничтожает его, лордам Адмиралтейства, конечно же, не остается иного выхода, кроме как расстрелять его за трусость на палубе собственного корабля. Но ведь это идиотизм, Пег. И то, что многие возмущались, вряд ли могло утешить близких адмирала Бинга [3] .
3
Бинг, Джон – адмирал британского флота; в 1756 г. командовал сражением за остров Минорка, одним из немногих морских сражений, которое выиграли французы. Был отдан под суд и в 1757 г. расстрелян, как сказал Вольтер, «в назидание остальным».
– Мой дорогой сэр! – Она подернула плечиком. – Прошу вас, избавьте меня от этого философствования и ваших бесконечных речей. Поберегите их для моего дядюшки Мортимера. У меня – увы! – не хватает терпения.
– Где уж вам терпеть! Вы так ветрены и соблазнительны. В общем, мне даже нравится, что время от времени вы думаете и рассуждаете, как полная дура…
– О Боже, дай мне сил!..
– Хотя, когда нужно, вы очень даже хорошо соображаете. Но из меня вам идиота не сделать. Так что не пытайтесь, сударыня.
– Убирайтесь прочь! – вскричала мисс Ролстон, дрожа всем телом. – Какой на вас отвратительный парик! И сами вы – мерзкий и глупый человек. Я ненавижу вас! Убирайтесь!
– Пег…
Карету тряхнуло, и молодых людей бросило друг на друга. В следующее мгновение они уже сидели каждый в своем углу: мистер Уинн – сложив руки на груди и закутавшись в плащ, мисс Ролстон – вздернув свой очаровательный носик. Они обидели друг друга и понимали это; обоим было неловко. Но Джеффри Уинн не привык отказываться от своих слов, а девушка просто не знала, как это делается.
Оба старались вести себя так, как им представлялось подобающим, то есть так, как ведут себя в подобных обстоятельствах люди светские и обладающие чувством собственного достоинства. Мистеру Уинну это удавалось лучше: несколько насмешливое выражение его продолговатого лица с зелеными пронзительно умными глазами как нельзя лучше соответствовало и словам его, и образу мыслей.
Тем не менее он не сумел довести игру до конца. Он схватился рукой за свой напудренный парик с косичкой, завязанной на затылке темной ленточкой, потом нахлобучил поглубже треугольную шляпу. Поймав же на себе взгляд девушки, Джеффри Уинн опустил окно со своей стороны кареты и высунул голову, как будто желая, чтобы ее срезала надвигающаяся на них арка Лондонского моста.
И мгновенно настроение мистера Уинна совершенно переменилось, и причиной послужило то, что он увидел и услышал, высунувшись из кареты. Судя по всему, то же самое ощутили и кучер с форейтором: раздался щелчок длинного хлыста; форейтор выругался.
– Джеффри! – позвала мисс Ролстон, ерзая от любопытства. – Что там такое? Что случилось?
Ответа не последовало.
Прямо перед ними, там, где Боро-Хай-стрит переходит в площадь, ограниченную с правой стороны стоящими полукругом лавками с закрытыми ставнями и двумя домами, на которых видны были вывески таверн, зияло темное отверстие ведущих на мост ворот, проделанных в приземистой башне с зубцами наверху. Сначала карета с грохотом въехала в ворота, а потом покатилась по деревянному настилу моста, сложенному из десятидюймовых досок, накрепко соединенных друг с другом. Еще со времен короля Иоанна, то есть вот уже пять веков, этот самый каменный мост с девятнадцатью каменными пролетами соединял берега Темзы, перекинувшись из Саутуорка к подножию Фиш-стрит-хилл
Шаткий в свои преклонные годы, неоднократно опаленный пожарами, приходящими сюда со стороны Сити, этот мост ремонтировался время от времени, на что уходили огромные деньги. По обе стороны моста стояли довольно высокие нелепого вида дома, крыши которых почти касались друг друга. Фасады были укреплены вертикальными балками, которые не давали домам упасть и погрести под собой экипажи, непрерывной вереницей двигавшиеся по мосту в дневное время. Приливы и наводнения клокотали в узких пролетах, оставляя всего шесть футов между уровнем воды и аркой моста, так что «пронестись» в лодке под мостом было просто невозможно или, по крайней мере, небезопасно. И стоял этот мост на шестьдесят футов вверх по течению от порога, который каждый год губил десятки жизней.
Но сейчас…
– Джеффри, миленький, ну что там такое? Ну скажите, а то я, ей-Богу, просто умру от любопытства!
Голова мистера Уинна вновь появилась в карете.
– Пег, – произнес он, – сейчас я услышал то, чего совсем не ожидал услышать здесь.
– Так что же это?
– Я услышал, как тихо на Лондонском мосту.
Это было не совсем верно. Вода по-прежнему ревела в пролетах моста, так же, как и пятьсот лет назад. Но не об этом говорил Джеффри Уинн, и девушка сразу поняла его. Он говорил об улье, об общине, о коловращении людей, которые жили, трудились и умирали здесь начиная с времен короля Иоанна [4] .
4
Иоанн Безземельный (1167?–1216) – король Англии (1199–1216), при котором была подписана Великая хартия вольностей.
– По-моему, – неожиданно произнес Джеффри таким голосом, что девушка взглянула на него в недоумении, – по-моему, на мосту нет ни души. И ни огонька, разве что…
– Стой! – донеслось снаружи. – Стой!
– Тпру-у! – раздался голос кучера.
Заскрипели тормозные колодки, карету качнуло, стук останавливающихся колес соединился с носящейся в воздухе бранью; карету еще немного протянуло по земле, и она замерла на месте.
Девушку подбросило, так что она едва не коснулась головой крыши кареты; нежное лицо ее вспыхнуло, отразив одновременно тревогу и любопытство, и она тут же высунула голову в окно справа, тогда как мистер Уинн не замедлил высунуться с левой стороны.
У въезда на мост маячил размахивающий фонарем пехотинец в остроконечной гренадерской шапке с королевским вензелем. Для Пег это был всего лишь военный – один из многих. Джеффри же, взглянув на выцветший красный мундир, голубую перевязь, жилет – не из чего-нибудь, а из буйволовой кожи! – бриджи и длинные гетры, определил, что он из Первого пехотного гвардейского полка, который часто квартировал поблизости, в Тауэре. Осторожно, как бы раздумывая, но в то же время твердым шагом, как будто в атаку, часовой двинулся к карете.
– Сэр, – произнес он, обращаясь к Джеффри, – откуда вы следуете?
– Из Дувра. А в чем дело?
– Вы проживаете на Лондонском мосту, сэр?
– В этакой крысиной норе? Что, разве похоже? Но в чем все-таки дело?
– Сегодня пятница, сэр. А в понедельник начинается снос этих домов.
– Снос… – начал мистер Уинн и осекся.
– С вашего позволения, сэр, я позову начальника.
Этого, однако, не понадобилось. Открылась дверь караульного помещения, и в луче света появился офицер в мундире с одним эполетом, что указывало на чин капитана. Это был приземистый человек с испитым лицом, но на вид вполне приветливый, хотя его и оторвали от ужина: в одной руке у него была недоеденная баранья отбивная, в другой—недопитый стакан кларета.