Бесовская таратайка
Шрифт:
Закончив наконец “Метать молнии и расточать громы”, Трофимов выдержал паузу, а потом протянул руку к небольшой кожаной папке, которую держал в руке Сухов, и, совсем другим тоном, спокойно потребовал:
– Давайте.
Я думал, что в папке находится отчет о работе группы в Карпове, поэтому очень удивился, что Сухов, будто не услышав требования, продолжал смотреть куда-то поверх головы Трофимова.
– Ну ладно, – сказал тот, убирая руку: – Надеюсь, вы знаете, что делаете.
Он побарабанил пальцами по столу, после чего сказал, теперь уже мне:
– Кожемяка,
– Он может понадобиться в качестве свидетеля, – негромко сказал командор.
Трофимов подошел к нему вплотную и, с каким-то презрением, процедил сквозь зубы:
– Ну ты и скотина. Своей головы не жалко, так ты и чужую рад в петлю сунуть.
Сухов промолчал, выдерживая его взгляд.
– Решение за вами, – сказал мне Трофимов: – Едете с нами?
Я посмотрел на командора, и тот, еле заметно, мне подмигнул.
– Еду, – решительно сказал я, ничегошеньки не понимая.
Трофимов тяжело вздохнул и жестом указал нам следовать за ним. У крыльца нас ждал уже другой “ЗИС”. Черного цвета, он был отполирован до такого блеска, что не смотря на пасмурную погоду, сверкал, как на солнце.
– В Кремль, – приказал Трофимов, когда мы с командором уселись в “ЗИСе” на заднем сидении.
Где-то на Садовом кольце я обратил внимание, что за нашей машиной, не отставая, следует белая “Волга”. Я толкнул плечом Сухова и кивком головы показал на заднее стекло “ЗИСа”. Командор некоторое время изучал машины, следовавшие за нами, а потом спросил:
– Леонид Сергеевич, вы эскорт заказывали?
Трофимов, занятый своими мыслями на переднем сидении, непонимающе посмотрел на него, а потом перевел взгляд на меня.
– У нас “на хвосте” белая “Волга”, - пояснил я.
Мельком глянув назад, Трофимов сел прямо и сказал своему водителю бесцветным голосом:
– Петренко, оторвись.
Водитель слегка склонил голову, давая понять, что слышал приказ, и тут же, до упора, вдавил педаль акселератора.
Никогда не думал, что массивный правительственный “ЗИС” способен на такое. Следующие полчаса Петренко показал нам, что значит уходить от “хвоста”. На пятом или шестом повороте, водитель белой “Волги” безнадежно отстал, но Петренко продолжал выписывать всевозможные “кренделя”, направляя машину через проходные дворы и, то и дело меняя направление движения. И только после короткой команды Трофимова:
– Хватит, – снизил скорость и прямым ходом повез нас через Красную площадь в святая святых Советского Союза.
12 часов 40 минут.
Хрущев оказался совсем не таким, каким рисовали его газетные фотографии и кадры кинохроники. Никакого мужицкого задора и простоты в общении я не увидел в этом обрюзгшем, с обвислыми щеками, человеке с презрительно-недовольным выражением лица.
Пока Трофимов представлял нас ему, он сидел, прикрыв глаза и откинув голову на изголовье огромного кожаного кресла. Лишь когда наш куратор, подобострастно наклонившись вперед, сказал:
– Дело до такой степени
– В ходе расследования дела по внезапным краткосрочным всплескам количества пропавших без вести, которые наблюдались в 13 городах Советского Союза в период с 1960 по 1962 год, нашей группе удалось установить следующее: – начал свой доклад Сухов, но Хрущев, казалось, совсем его не слушал, просматривая документы, собранные в папке.
Где-то на середине доклада, он сказал командору, недовольно морщась:
– Хватит болтать. Я читал отчет группы.
Сухов тут же замолчал, и Хрущев продолжил изучение документов.
Отодвинув, наконец, папку от себя, он презрительно сказал:
– Шавки, – и поднял глаза на нас.
Взгляд Хрущева пугал и гипнотизировал, одновременно. Мне жутко захотелось отвернуться, но я стоял, боясь шелохнуться. Это был взгляд гюрзы – змеи, которая время от времени жалит кого попало, что бы не отравиться собственным ядом.
– Где дневники?
– У меня в кабинете, в сейфе, – ответил Сухов.
Хрущев сделал неопределенное движение пальцами, и Трофимов, тут же получив от командора ключи, почти бегом, покинул кабинет.
– У вас есть просьбы? – спросил у нас Хрущев, после того, как за Трофимовым закрылась дверь.
– Я прошу вас временно перевести меня, Кожемяку, Рожкова и Трусова а Омский филиал, – ответил Сухов.
Хрущев как-то недобро ухмыльнулся, но сказал:
– Хорошо. А до этого отдохнете пару недель в санатории под Звенигородом.
Давая понять, что аудиенция окончена, он опять откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Сухов толкнул меня локтем, и мы направились к выходу. Уже у самых дверей нас настиг вопрос Хрущева:
– Вы уверены, что “всплески” прекратились навсегда?
Я от неожиданности вздрогнул и чуть не втянул голову в плечи. Командор же четко, по-солдатски, сделал “кругом” и ответил уверенным голосом:
– Абсолютно.
– Можете идти, – сказал Хрущев: – В Звенигород вас повезут прямо отсюда, я распоряжусь. Отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь.
15 часов 35 минут.
Санаторий под Звенигородом оказался заведением закрытого типа. Чтобы попасть в него, нам пришлось преодолеть тройную проверку, причем в последнюю входил, по-моему, даже рентген.
Когда мы с Суховым, наконец, оказались в выделенном для нас роскошном двухместном номере, я, еле сдерживаясь, спросил у него:
– Объясни, наконец, что все это значит?!
– А это значит, – бодро откликнулся командор: – Что у нас с тобой появился шанс прожить достаточно долгое время и, может быть, в порядке исключения, нам дадут дожить до глубокой старости и умереть своей смертью.