Бесплодные земли
Шрифт:
Спустившись в квадратный тоннель, стрелок первым делом окинул взглядом двойной ряд светящихся трубок на потолке, уходящий, насколько хватало глаз, в обе стороны. Они горели болотным огнем, как та вывеска над заведением Балазара в Нью-Йорке. Повнимательнее присмотревшись к узким хромированным решеткам на вентиляционных отверстиях, прорубленных под самым потолком, и к желтым стрелкам под ними, Роланд снял петлю поводка с шейки Ыша. Тот, явно обрадованный, нетерпеливо замотал головой.
— Мы уже близко, — пробормотал Роланд в приподнятое ухо ушастика, — так что вести себя надо теперь осторожно и тихо. Ты понял, Ыш? Очень тихо.
— И-хо, —
Роланд опустил Ыша на пол, и тот тут же понесся вперед по тоннелю, вытянув шеи и пригнув нос к стальному покрытию пола. Роланд слышал, как ушастик тихонько бормочет себе под нос: «Эйк-Эйк! Эйк-Эйк!» Роланд вытащил из кобуры револьвер и пошел следом за ним.
Эдди с Сюзанной застыли у белых ступеней, разглядывая громаду Колыбели Блейна. Небо как будто разверзлось над Ладом — дождь хлынул сплошной стеной.
— Ничего себе домик отгрохали! Только забыли пристроить дорожку для инвалидных колясок. — Эдди приходилось кричать, чтобы голос его не утонул в шуме дождя и раскатах грома.
— Ничего страшного, — нетерпеливо отозвалась Сюзанна, выкарабкиваясь из коляски. — Пойдем скорее, а то промокнем.
Эдди с сомнением поглядел на лестницу. Ступеньки, конечно, не слишком высокие… но их зато много.
— Ты уверена, Сьюз, что справишься?
— Еще и тебя обгоню, бледнолицый, — отмахнулась Сюзанна и начала взбираться вверх по ступенькам с невероятным проворством, опираясь на крепкие, мускулистые руки и отталкиваясь от ступенек обрубками ног.
И она действительно едва его не обогнала. Эдди приходилось сражаться с громоздким металлическим креслом, бросить которое он не мог и которое очень ему мешало. К тому моменту, когда они добрались до верхней площадки, оба запыхались. От их промокшей одежды шел пар. Эдди подхватил Сюзанну под мышки, приподнял ее и вдруг замер на месте, обнимая ее за талию и прижимая к себе, вместо того, чтобы усадить обратно в коляску. Почему-то — знать бы еще, почему — им вдруг овладело игривое, сумасшедшее настроение. Ему хотелось ее. Прямо здесь и сейчас.
«Так, дайте мне отдышаться, — подумал он. — Ты добрался досюда живым, вот у тебя железы и трепещут, готовые к подвигам и загулу».
Сюзанна облизала губы и, запустив пальцы Эдди в шевелюру, дернула изо всех сил. Было больно… но, вместе с тем, так чудесно.
— Я же тебе говорила, что я тебя сделаю, мальчик, — шепнула она низким и хрипловатым голосом.
— Не ври… я был первым, на полступеньки. — Он постарался сделать вид, что он не так уж и запыхался, но ничего у него не вышло.
— Может быть… но зато ты весь выдохся. — Одна рука ее соскользнула вниз и легонечко сжала в том самом месте. В глазах у Сюзанны мелькнул огонек. — Но кое-что, наоборот, полно сил.
По небу прокатился гром. Они оба вздрогнули и рассмеялись.
— Ладно тебе, — сказал он. — То же мне, нашла время. Безумие какое-то! Бр-р!
Она не стала ему возражать, но еще раз легонечко сжала то самое место и только потом убрала руку и положила ее ему на плечо. Эдди — не без сожаления — усадил ее обратно в коляску и покатил ее по широким плитам под навес крыши. Ему показалось, что точно такое же сожаление промелькнуло и во взгляде Сюзанны.
Когда они были уже под крышей и сверху на них не лило, Эдди приостановился и оглянулся. Площадь
— Смотри, — тихонько пробормотала Сюзанна, указав на ближайшую водосточную трубу. На нижнем конце ее красовалась большая рыбья голова, покрытая каменной чешуей. Судя по виду, рыбина эта состояла в ближайшем родстве с драконообразными чудищами, восседающими на углах Колыбели. Из пасти ее серебристым потоком струилась вода.
— Кажется, это уже не «кратковременные осадки», — заметил Эдди.
— Какие осадки?! Этот дождь будет лить, пока ему не осточертеет, а потом — еще капельку, просто назло. Может, это продлится неделю, а может, и месяц. Но мы можем до этого и не дожить, если Блейн друг решит, что наши рожи ему не понравились. Так что, собственно, нам без разницы. Стрельни-ка разок, мой сладкий, пусть Роланд знает, что мы на месте, а потом мы тут немного осмотримся, ладно? Чего тут да как.
Эдди подошел к краю лестницы, выставил руку из-под навеса и выстрелил, направив «Рюгер» в забитое тучами серое небо. Именно этот выстрел — за милю, если не больше — и слышал Роланд, идущий по следу Гашера и Джейка по «лабиринту с ловушками». Еще пару секунд Эдди постоял на месте, пытаясь себя убедить, что все еще может закончиться хорошо, а сердце его ошибается, когда так настойчиво и упрямо твердит, что больше они никогда не увидят ни Джейка, ни Роланда. Все будет хорошо… Поставив пистолет на предохранитель, он сунул его обратно за пояс джинсов и вернулся к Сюзанне. Развернул коляску спиной к ступеням и покатил ее по проходу между рядами колонн, уходящих в глубь здания. По дороге Сюзанна достала Роландов револьвер и перезарядила его.
Здесь, под массивной каменной крышей, звук дождя превратился в таинственный, призрачный шелест. Камень стен приглушал даже раскаты грома. Колонны, поддерживающие Колыбель, были не менее десяти футов в диаметре. Их верхушки терялись во тьме под крышей. Оттуда, из полумрака, доносилось негромкое воркование голубей.
Из сумрачной мглы выплыла табличка, подвешенная на тяжелой хромированной цепи:
НОРТ-ЦЕНТРАЛЬ ПОЗИТРОНИКС ПРИВЕТСТВУЕТ ВАС В КОЛЫБЕЛИ ЛАДА!
СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ МАРШРУТ (БЛЕЙН)
СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ МАРШРУТ (ПАТРИЦИЯ)
— Теперь мы знаем, как звали тот поезд, который свалился… свалилась в реку, — заметил Эдди. — Патриция. Только они перепутали цвета. Обычно считается, что для девочек — розовый, а для мальчиков — голубой, а не наоборот.
— Может, они оба голубые.
— Нет. Блейн розовый.
— Откуда ты знаешь?
Эдди растерянно поглядел на Сюзанну.
— Не знаю, откуда… я просто знаю.
Они двинулись по стрелке, которая указывала в направлении места стоянки Блейна, и вышли на открытое пространство, где когда-то, наверное, располагался посадочный зал. Эдди не обладал способностью Сюзанны проникать мысленно в прошлое и видеть его в серии ярких и четких зрительных образов, но он все равно нарисовал себе в воображении такую картину: просторная площадь с колоннами полна народу, люди спешат, ищут свои вагоны, обнимаются при расставаниях и встречах, и надо всем стоит цокот тысячи каблуков и гул неразборчивых голосов. А из динамиков, перекрывая все звуки, доносится голос, делающий многочисленные объявления: