Беспокойное наследство
Шрифт:
Начать с того, что прибывший в Одессу шеф вызвал его на свидание в зоопарк. Уже это насторожило Пивторака. Он давно приметил: между настроением шефа и местом рандеву всегда существует какая-то странная, почти издевательская связь. А тут — зоопарк… Да еще — возле клетки со слоном… Что бы все это могло значить? Евген Макарович не мог уловить окраску новой прихоти шефа и терялся в догадках.
Так уж сложилась жизнь — Евген Макарович никогда не бывал в Одесском зоопарке. Это было странно. В Москве, в Ленинграде, в Киеве, Горьком и даже в городах пониже рангом, приезжая туда в командировки или же по личным надобностям, Пивторак
Потом шли еще несколько пустых, но уже обезличенных загонов, и, наконец, Пивторак увидел, нет, еще не слона, а — шефа. Тот стоял лицом к загону и совал сквозь прутья французскую булку. Только потом Евген Макарович заметил ответственного съемщика загона — не такого уж большого, какими заочно представляются нам слоны, несколько линялого, словно обитого очень старым ковром. Слон стоял, опустив хобот, и, видимо, совершенно не интересовался скромным человеком в скромном костюме, который пытался всучить ему черствую — слон знал это по опыту — булку. Может быть, одесский слон отличался особой вежливостью, а может быть, ему просто надоело непримечательное лицо, которое так давно маячило перед его глазами, — но только он лениво-неуклюже изогнул хобот и взял булку. Правда, пересилить свое отвращение слон не мог и, слегка взмахнув хоботом, швырнул булку в угол.
Пивторак подошел вплотную к решетке и сунул слону горсть рафинаду. Тот не заставил себя просить…
— Почему опаздываете, Евгений Макарович? — очень четко выговаривая суффиксы и окончания, без всякого выражения спросил шеф.
— Зверей много, а я один, — попытался отшутиться Пивторак. — Заблукал малость.
— Каких же зверей вы увидали в этом зверинце?
— Да разных, — простодушно отвечал Евген Макарович. — Медведя, льва, тигра… обезьян… Сову видел…
— А муху вы не увидали?
— Муху?! — Директор продбазы очень удивился и тут же весело расхохотался, три подбородка в лад затряслись. — Ох, скажете же, Осип Александрыч! Видал муху. Ей-богу, видал!
— Вы высказываете неправду. Видеть муху в этом зверинце вы не были в состоянии.
— Почему же? — улыбка не сошла еще с розового лица Евгена Макаровича.
— Потому, что всех местных мух вы давно превратили в таких, — он указал подбородком на жильца загона, — в таких вот млекопитающих животных. И населили ими свои донесения.
Вот тут Пивторак перестал улыбаться. Он знал: шеф острит — значит, не до шуток.
— Я не стану слишком распространяться, — сухо произнес тот. — Вы прелестно понимаете обстановку, потому что вы опытный и способный человек. Почему же я не получаю от вас достаточной информации о перевозках, которые идут через порт? Почему плохо работаете с людьми, с кадрами — это слово вам приятнее, да? Нет новых источников информации. Словом, вы ведете вялый образ жизни. Стыдитесь. Энергичность, энергичность и еще раз энергичность. Сроки — минимальны.
— Иначе уволите? — дерзко спросил Пивторак.
Ничем не примечательный гражданин скользнул взглядом по мясистому лицу директора продбазы и впервые улыбнулся.
— Вы шутите — значит, я могу быть спокоен. До свидания. — И он, твердо ступая, направился к выходу.
…Вот об этой конференции в зоопарке Титан и не знал ничего. Пивторак сейчас меньше всего думал о чисто денежной выгоде. Предложение Мишки заинтересовало его в совсем ином ракурсе — знакомство с Мишкиным приятелем, музыкантом ансамбля, частенько пересекающим рубежи страны, — это знакомство может оказаться перспективным. После грозных упреков шефа…
Он и направлял свой разговор к идее встречи со Степаном. Титан долго не мог взять в толк, что эта идея должна овладеть им и стать, таким образом, материальной силой. Евгену Макаровичу надоело вести тонкий подкоп.
— Слушай сюда, Миша, — сказал он наконец, — а что за фигура этот твой Степан? Достоин ли он, как сказать, доверия? Можно ли с ним, имею в виду, играть в шашки-шахматы? Вот что мне хочется уразуметь в превентивном, можно выразиться, порядке. Чтоб кулаками махать до драчки, а не — упаси боже — после.
— Да что вы, Евген Макарыч, — с большой силой убедительности воскликнул Титан. — Он же джентльмен. Ну, не верите мне — хотите с ним лично проконтактировать? Одно ваше слово — я сюда его приведу.
— Сюда?
— А что?
— Проконтактировать?
— Не надо, что ли?
— Ты в себе, сынок?
— Чего-то я вас не пойму, Евген Макарыч. Значит, не приводить Степана?
Пивторак подумал.
— Приводи, — решительно сказал он. — Ужасно я люблю современную молодежь. Бодрые вы такие, энергичные. Вот только материалисты. Короче: приводи! Побеседуем. Смычку, так сказать, устроим. Старой гвардии с юным поколением. Как он, твой Степан, не осудит старика за рюмочку?
— Кто, Степан?! — захохотал Мишка. — Он и за бутылочку не осудит.
— Ну, и прелестно. Устроим наше рандеву среди масс, лицом к народу. В какой-нибудь точке общественного питания. Скажем, на углу Дерибасовской и Екатерининской.
— Екатерининской? Это — Карла Маркса, что ли?
— Правильно. Маркса.
— Так то ж молодежное кафе!
— Опять правильно! Вечером оно молодежное, а днем туда всех желающих пускают. Год рождения не спрашивают и документы не проверяют. Вот туда и приходите. Пообедаем. Потолкуем, побеседуем. Ты смотри, я даже в рифму балакать начал! Это же я так скоро стихотворцем заделаюсь.
Титан опять заискивающе хихикнул.
— Смеешься? — ласково улыбнулся Пивторак. — Напрасно. Можешь мне поверить. Ежели я очень захочу — так не только в поэты, а и в композиторы пробьюсь. Оперу сочиню. Или там симфонию. Премию заработаю. Как бог свят. — Он ощерился еще ласковее.
…Когда Мишка и Степан вошли в кафе, Евген Макарович уже восседал за столиком в дальнем углу, лицом ко входу, похожий одновременно на статую Будды и на Ламме Гудзака. Аппетитно сопя, он опустошал глубокую тарелку. Официантка, молоденькая, чуть угловатая, торопилась к нему с очередным блюдом.