Беспокойное наследство
Шрифт:
В сравнении с кое-как зажаренными жилистыми зайцами, пойманными сарматом и, еще не нагулявшими жирок, после высиживания птенцов, дрофами, убитыми беркутом — блюда, приготовленные женскими руками, казались настоящим нектаром и амброзией. От столь божественного вкуса пропадало всяческое желание открывать рот для чего-либо, кроме как проглотить очередной кусок изумительно приготовленного мяса или горячей, хрустящей лепешки. А потом — запить всю эту вкуснотищу глотком превосходного вина.
Видя, как проголодались его гости, хозяин не отвлекал их беседой, хотя видно было, что
И к прерванному разговору мужчины вернулись не раньше, чем гости окончательно убедились, что их животы не смогут уместить даже изюминку.
Сытная еда требовала табачного дыма, а, как известно — раскуренная трубка самый лучший повод для умной и неторопливой беседы.
— Спасибо за угощение, хозяева… — сказал Куница, доставая курительные принадлежности. — Давненько так вкусно не едали. Уверен — товарищи подтвердят. А теперь позвольте узнать: купец Мкртыч Ованесян кем вам доводиться?
— Мне — дедушкой, — ответил Ваграм. — А моему отцу, — он кивнул на седобородого старика, задумчиво восседавшего во главе стола, — отцом… А зачем спрашиваете, уважаемый Тарас Тимофеевич?
— В общем, тут такое дело… — начал было Куница, а потом махнул рукой и промолвил без обиняков. — Чтоб вокруг да около не ходить, скажу как есть — должок вернуть надо.
— Отец вам что-то должен остался, или — вам ссудил? — поинтересовался хранивший до сих пор молчание старик.
— Мой покойный дедушка брал взаймы у купца Мкртыча Ованесяна из города Ужали… — стал обстоятельно объяснять Куница. — А перед смертью — стребовал с меня слово: до истечения сорока дней долг возвратить. Завтра этот срок истекает.
— Уважаемый Тарас Тимофеевич, — испросив взглядом у отца разрешение, произнес Ваграм. — Какую бы сумму ваш не менее уважаемый дедушка не был бы должен моему, — заверяю: сегодня вы оплатили все счета сполна.
— Нет… — отрицательно помотал головой казак. — Мой дед давал купеческое слово, а я — поклялся исполнить его последнюю волю… Освободить нас от этих клятв мог бы только уважаемый Мкртыч. Но, так как оба они умерли, я обязан исполнить обещание самым тщательным образом. Степан, будь добр, принеси мою сумку, — обратился Тарас к сидевшему у дверей побратиму.
— Лучше, пусть Василий сходит, — неожиданно отказался тот. И веско добавил: — Есть на то причины… потом объясню.
Опричник молча поднялся и вышел.
— Что ж, — неспешно произнося каждое слово, заговорил старик. — В нынешнее упадочное время, такая щепетильность, особенно к деньгам, производит приятное впечатление. Ваш покойный дедушка, земля ему пухом, видно хорошо умел воспитывать молодежь. Позвольте полюбопытствовать, юноша, от чьего все-таки имени вы хотите возвратить долг?
— Моего деда звали Никифор Молодильный, а род наш издревле в городе Галиче проживает, — без запинки назвал Куница загодя придуманное имя.
— Что ж, мне с отцом доводилось сопровождать караваны в те края, — все так же неспешно продолжал дедушка Аветис. — Бывали мы и в Галиче, и в Львове, и — даже в сам Краков хаживали… Но, что-то не припомню я такого купца. Уж извините меня, господин.
Василий вернулся как раз к этому моменту и выложил на стол увесистую торбу.
— Вот… Глядеть будете?
— Отчего же не поглядеть? — загорелись глаза у Ваграма. Привычный слух купца сразу различил глухое позвякивание золота. — Как говориться: за показ — денег не берут.
— Но наш разговор еще не окончен, — недовольно пожевал сухими губами старик.
— Конечно, уважаемый Аветис, — заверил его Куница. — Мы же никуда не уходим.
Тем временем, внук покойного Мкртыча торопливо смахнул со стола на широкое расписное блюдо остатки зелени и высыпал на освободившуюся столешницу содержимое торбы.
От вздоха удивления не удержался даже седобородый старик. Да и было от чего! Ведь на столе возникла немалая, в несколько мужских пригоршней, кучка самоцветных камней, золотых монет и драгоценных украшений, стоимость которых даже с первого взгляда была огромнейшей. Сравнимая по цене с несколькими каменными домами в любом городе.
— Что ж, — в отличие от возликовавшего сына, старый купец только еще больше нахмурился. — Я вижу два возможных и более-менее приемлемых толкования всему происходящему… Либо мой отец, уважаемый купец из города Ужали, Мкртыч Ованесян был глупцом и филантропом, либо — Никифор из Галича стал по неведомой мне причине, чрезвычайно ему дорог и близок. Гораздо дороже родного сына и всей остальной семьи. Что, ни в коей мере не соответствует действительности. Уж я-то хорошо знал своего прижимистого и рачительного в каждой мелочи отца! А это значит, уважаемые гости, что я настоятельно прошу вас снизойти до правдоподобных объяснений, или — буду вынужден потребовать, покинуть наш дом, вместе с этими странными деньгами. Из сумбурных объяснений своего сына, я знаю, что вы оказали нашему дому неоценимую услугу, и только поэтому сейчас сделаю вид, что мы разговариваем впервые. Обычно, я так никогда не поступаю. Ибо любые клятвы человека хоть единожды солгавшего, не заслуживают на доверие и в дальнейшем.
С каждым произнесенным словом голос старого армянина крепчал и приобретал надлежащую властность. А к концу речи стало совершенно понятно: кто в этом доме настоящий хозяин.
— Итак, я вас слушаю! — резким движением ладони старик заставил замолчать, пытающегося что-то возразить, сына и выжидающе уставился на Куницу. И была в его взгляде такая непререкаемая сила, что молодой казак поневоле смутился.
Врать не получалось, а правду открывать не хотелось — еще неизвестно, как дело обернется. Может армяне весь найденный клад потребуют? Или, чего доброго, посчитают их наследниками разбойничьего атамана, и отомстить захотят? Да мало ли что взбредет человеку в голову при виде эдаких деньжищ?
Выручил Тараса, поднаторевший в разного рода словесных баталиях, бывший иезуит-опричник.
— От вашей проницательности, уважаемый Аветис Мкртыч-оглы, можно только позавидовать, но, увы, вам придется довольствоваться уже сказанным и принять это совершенно неуклюжее объяснение, — чуть понизив голос начал убеждать старика Орлов. — Потому, что от этого зависит слишком многое. В том числе и жизнь вашей — красотой подобной восходу солнца — внучке Аревик.
— Что это значит? — впервые оторвал взгляд от кучи золота, как бы опомнившись, Ваграм. — Вы знаете: что случилось с моей дочерью? Где она? Что с ней? Она жива?