Беспокойное наследство
Шрифт:
— Ага, думаешь, если умно ответил, то и открестился? — хмыкнул здоровяк. — Сейчас расплачусь от жалости. Тоже мне — сиротинушка убогая… Ничего не умею, ничего не знаю, ничему не обучен. Зато из колдовского плена освободился… А мой учитель, к слову сказать, очень крепкие узы накладывать умел. Из корчмы в свою избу перенестись изловчился? Да еще, заметь, не один — а вместе с Ребеккой!.. Но летать он, видите ли, не сподобился. Самому не смешно?
— Постой! — воскликнул Куница так громко, что Призрак остановился, как вкопанный. — Ты хочешь сказать: что и я чародей?! А откуда ты узнал, про перемещение…
— Я же неподалеку был, — объяснил Степан, — а возмущение силы даже недоучка чувствует… Что ж до чародейства, брат Тарас — то в этом нет никаких сомнений. Причем, если мое умение — результат обучения… То твоя сила — врожденная. Вот только не пойму, почему никто не удосужился тебе рассказать, как правильно ею пользоваться…
— А ты? — загорелся Куница. — Ты сможешь?
— Увы…
— Но почему? Тебя же научили?
Степан почесал кончик носа.
— Скажи, Тарас, ты хорошо плаваешь?
— А то…
— Тогда, представь себе, что рыбы попросят тебя обучить плаванью какого-то шустрого малька или головастика. И что ты им расскажешь? Как надо сильнее загребать руками? Как правильно шевелить ногами? Как держать голову, чтобы при вдохе не хлебнуть воды? Извини, брат, но тут я не помощник. Либо сам учись, либо ищи совета у тех, кто такой же… От рождения.
— Легко сказать: ищи… — Куница удручено потянулся за трубкой. — Бабка померла, а с отцом — вообще ничего не понятно. У меня до сих пор слова о том, что он жив, из головы не идут. Не знаешь, дух может ошибаться, или — соврать?
— Вряд ли… — Степан вспомнил свою беседу с сущностью Аревик. — Я, конечно не знаток загробной жизни, но мне кажется, в тонком мире иные ценности. Ему нет нужды лукавить. А с чего ты решил, будто он жив? Что такого произошло в замке? Ты ведь ни разу толком и не рассказывал?
— Да обо всем я рассказал, — не согласился Тарас. — Не упомянул лишь, что когда чернокнижник потребовал призвать дух Тимофея Кницы, духи ему ответили: мол, нет такого среди мертвых. А потом и произошло все остальное…
— Так вот в чем закавыка! — воскликнул Степан. — А я-то уже голову себе сломал. Все никак не мог понять: как же Чернобород так оплошал?
— Угу, — глубокомысленно пыхнул дымом Куница, усердно раскуривая, слишком туго набитую, трубку. — Теперь твоя очередь объяснять?
— А тут никакой тайны нет. Вызванный дух может выйти из повиновения, вызвавшего его, чародея только в том случае, если перед ним будет поставлена заведомо противоречивая, а посему — невыполнимая задача. А поскольку Чернобород потребовал призвать к себе душу человека, который еще не умер, естественно — дух не мог этого сделать! Ну, так это ж здорово! — воскликнул Степан, осознавая. — Радуйся, брат! Твой отец жив!
— Но… как такое может быть? — недоверчиво переспросил Тарас. — Ведь приезжали его товарищи… И потом — сабля, люлька, седло?..
— Вопрос не ко мне, — пожал плечами Степан. — Но ты не кручинься. Подумаешь — одной тайной больше стало. Зато — хорошей… Вот бы бабушку твою расспросить… Уверен, она точно знает.
— А ты тоже научился души усопших людей вызывать?
— Даже если б и умел, без хорошего медиума ничего не выйдет. Но, тебе мое умение без надобности. Души родных к нам сами приходят, если хорошенько позвать. Будешь ложиться спать — помолись крепко, глядишь: бабушка тебе и присниться. Как тогда, в ущелье — отец. Не получиться сегодня, завтра еще раз попробуешь. Если она тебя любила, то обязательно отзовется…
— Так просто?
— А ты попробуй сперва, — хмыкнул Степан. — Тогда и поговорим: просто или сложно… — И, если получится, заодно, попытайся выведать, что ей об остальных наших делах ведомо. Может, что путное подскажет? Как говориться: раньше найдем — раньше воротимся…
— К мягким и теплым перинам?.. — уел побратима Куница.
— К ним тоже… — незлобиво ответил тот. — И уж совсем неплохо бы — целыми и невредимыми… Знаешь, я никогда раньше не знал, как приятно… когда тебя ждут… Я ведь почти позабыл: что такое — родной дом. Сперва обида на родителей глаза застила, потом — само как-то стерлось из памяти. Веришь — Черноборода, чернокнижника, смерть мне готовившего, чаще вспоминаю, нежели отца с матерью…
— Отчего нет? Уж сколько дней мы вместе, а ты, с того первого раза, о них до сих пор не упоминал… Кстати, коль зашел такой разговор — может скажешь: из каких мест будешь?
— Почти здешний… — скривил губы в горькой усмешке Степан и отвернулся, пряча от побратима, вдруг повлажневшие, глаза.
— Это как?
— Если в Каменец-Подольск ехать не прямиком, а свернуть южнее — так аккурат в мое родное Раздолье и попадем.
— И большой крюк накинуть придется?
— А я мерил?.. Пехом — одно, на лошадях — другое… Тем более, таких как Призрак. Может, уже завтра к вечеру доберемся. А, может — позже… Дорога, она не только верстами измеряется.
— Так в чем же дело? — оживился Куница, не обращая внимания на мудрствование побратима. — Давай, заглянем к ним… Невесты наши, слава Богу, дома сидят. Василий — со своими и всеми прочими тайнами, подождет немного. Решайся, Степан! Кто знает: когда еще свидеться доведется?
— Если вообще суждено…
— Тем более. И потом, как я припоминаю, ты говорил, что родители тебя из дому из-за нищеты спровадили… Так, может, они и по сей день бедствуют? Помочь не хочешь? Не бедняк, ведь…
— Хорошо бы… — задумчиво произнес Степан и быстро поправился: — Я к тому, что помочь хорошо, а не то — что бедствуют…
— Да я так и понял, не шебаршись… - успокоил его побратим. — Ну, так что решил: поворачиваем лошадей?
— А, поехали… — Степан решительно махнул рукой. — В таком разе, нам туда…
Тарас мимоходом взглянул в указанном побратимом направлении, но что-то иное, смутно виднеющееся вдали, зацепило его взгляд. Казак приложил ладонь козырьком ко лбу, внимательно вгляделся и спросил:
— Ну-ка, Степан, глянь: вон там, на пригорке, в рощице — в самом деле какое-то строение прячется, или мне чудится?