Беспощадная страсть
Шрифт:
— Да я… Я бы с радостью… — смутился Умник. — Я думал, ты, шеф, хочешь увеличить капитал, тогда бы и мне пришлось с тобой… Не брошу же я тебя одного… Но если ты отпускаешь меня…
— Как ты попал к Корвету? — спросил Север.
— От безнадеги… — поморщился
— Я тебе потом объясню, почему ты не мог, — сказал Север. — И, возможно, сумею тебя избавить от причины этого… Она у тебя в мозгах. Паша поможет… ну ладно, это позже. А сейчас поступай, как я: покупай квартиру, клади бабки в банк и живи на проценты. Тебе хватит. А достойное занятие ты себе потом подыщешь.
— Так ты меня отпускаешь из бригады, Сатир?! — Умник удивленно таращил глаза.
— Из какой бригады, когда ее нет?! — рассмеялся Север.
— Для меня как будто есть… пока есть ты, шеф… — буркнул Умник.
— Короче, отпускаю! — махнул рукой Север, чтобы не вдаваться в излишние сейчас подробности. — А пока подожди меня на улице. Потом вместе решим, куда податься…
Семен послушно вышел.
Вернулся Павел. Одной рукой он галантно поддерживал под локоть Милу, а второй нес листок со стихотворением Белова — видно, только что взял у секретарши.
— Садись, девочка, — предложил Кузовлев Миле.
Она села. Девушка по-прежнему была словно деревянная.
— Я хочу тебе, Мила, одно стихотворение прочитать, — сказал Павел. — Можно?
— Можно… — в глазах Милы появился легкий интерес.
Кузовлев прекрасно продекламировал «Бонни и Клайда». Мила слушала внимательно и, казалось, оттаивала.
— Понравилось? — спросил Павел, закончив.
— Да, — кивнула девушка. — Чьи это? Я раньше не слышала… Словно про меня написано… — добавила она.
— Это Север сочинил, — пояснил Павел.
— Он?! — Мила вскинула на мужа глаза, полные гадливого ужаса. — Неправда! Не верю! Он не способен на такое! — вдруг выкрикнула она презрительно и горько.
— Да правда я… — Север не знал, куда девать руки.
— Врешь! Врешь! Зачем ты врешь?! — взвилась Мила. — Покупаешь меня?! Благородного из себя строишь?! Поэта?! Не надо, не строй! — Она расхохоталась. — Ни к чему это! Я и так твоя собственность, твоя вещь! Делай со мной, что хочешь, я все стерплю! Отныне и во веки веков, аминь!
— Ну зачем ты так, Мила? — мягко укорил ее Павел. — Я же все тебе объяснил…
— Ты, Паша, объяснил… — ответила Мила почти шепотом. — Только мне бы еще забыть, что видели мои глаза, слышали мои уши, что ощущало мое тело… Забыть бы, что чувствовала моя душа… Забыть бы!
Север стоял, опустив голову, непривычно сутулясь.
«Трудная жизнь, тебя ожидает, Север! — подумал Павел, глядя на друга. — Потрудней всей твоей прошлой ковбойщины… Не позавидуешь!»