Беспощадный
Шрифт:
Но Рафферти Тайлер – и мышь?
– Животным я предоставляю больше свободы, чем… взбалмошным женщинам.
Шей не смогла остановиться и бросила ему вызов:
– Вы имеете в виду меня или всех женщин?
– Все женщины одинаковы, мисс Рэндалл.
– В чем же?
На его щеке дрогнул мускул.
– Вы в самом деле хотите узнать?
Она не хотела, но почему-то произнесла:
– Да.
Он сунул мышонка в шерстяную рубашку, лежавшую на земле, а затем двинулся к ней, хмуро сдвинув брови. Подойдя поближе, он наклонился, и Шей внезапно поняла его намерение и
– Вам известно, что говорят о любопытстве? – спросил он.
Он склонил голову и его губы прижались к ее губам грубо и требовательно. Шей попыталась высвободиться, но не сумела и, к ужасу, обнаружила, что отвечает на его поцелуй. Тот отклик, что родился в ее душе еще в самый первый раз, когда она увидела Тайлера, повторился вновь, унизив ее так, как хотел унизить он. Тело против ее воли устремилось к нему. Она ощутила тепло, которое всегда от него исходило, оно пронзило ее насквозь, связав их вместе.
Шей и раньше целовали, но то были легкие игривые поцелуи. Этот обжигающий, властный поцелуй доставлял наслаждение. Ее губы стали мягкими, и она почувствовала, как на секунду он тоже стал нежным, но затем вновь погрубел, словно жалея о секундной слабости.
Но это уже не имело значения. Ничего не имело значения, кроме пламени, вспыхнувшем в ней, когда она наконец ощутила истинный смысл того, что значит быть женщиной. Это было чудесно, и это было ужасно.
Он обнял ее, и она почувствовала его возбуждение, которое разожгло в ней новый огонь. Его поцелуй стал более настойчивым, он вторгся языком в ее рот. Ей бы следовало возмутиться, воспротивиться, но собственной воли больше не осталось. Ноги ослабели, сердце колоти лось как бешеное, внутри поднялась буря. Казалось, в ее тело что-то или кто-то вселился.
Господи, что она делает? Он пытается наказать ее, а она… она…
Шей вырвалась и отвернулась, не желая видеть победного выражения на его лице.
Она поняла, что он приблизился, когда шеи коснулось его дыхание. Услышала низкий хриплый голос.
– Я… прошу прощения. Я обещал, что не… причиню вам вреда, если вы будете послушны. Это… не должно было случиться. Больше такого не повторится.
Шей уловила боль в его словах и повернулась к нему лицом.
– Откажитесь от вендетты, объявленной… моему отцу.
– Нет. – Его голос вновь стал суров, а на лице опять проступили горестные морщины. – Не воспринимайте мое извинение за нечто большее. Я просил прощения за одну минуту, которой не должно было быть. Ничего не изменилось.
– Почему?
– А этого вам знать не следует, – отрезал он. – Помните ответ на свой вопрос.
– Но вы только что сказали, что это не повторится.
– Верно, да, но я не против запереть любопытную почемучку в хижине. – Теперь в его голосе звучал металл. – Не испытывайте мое терпение, мисс Рэндалл.
Она перевела дыхание, почувствовав необходимость избавиться от его присутствия, от собственных ответных порывов.
– Пять минут? – спросила она, вспомнив о его предложении, которое было сделано, казалось, несколько часов назад.
Он задумчиво посмотрел
Оказалось, что изменил.
– Я все-таки потребую от вас обещания, – сказал он.
Должно быть, она опять выдала свои чувства. Все, что ей хотелось сейчас сделать, – это бежать, бежать, бежать. Из-за того поцелуя. Из-за сумятицы, которую он поднял в ее душе. И она была готова сделать все, что угодно, пообещать, что угодно, лишь бы убежать.
– Но только один раз?
Его губы вновь скривились, и она поняла, что он находит забавной ее борьбу между практическими соображениями и честью.
– Ладно, – нелюбезно проговорила она. – А что будет когда я вернусь?
– Вы останетесь со мной или будете сидеть под замком в хижине.
Она хотела сказать, что предпочитает хижину, но не сказала. Разве можно предпочесть темень – свету? Свечу – солнцу?
Только Шей не была уверена, что дьявол на солнце лучше, чем темень взаперти.
Глава восьмая
Рейф нанизал форель на шомпол, поместил над огнем в хижине и снова вышел на поляну. Он дал Шей Рэндалл пять минут. Сколько уже прошло? Четыре минуты? Возможно, пять. Девушки не было видно.
Он подумал, что свалял дурака. Тюрьма, наверное, повлияла на него больше, чем он предполагал. Иначе какого черта его влекло к дочери Джека Рэндалла?
А ведь действительно влекло. Он не мог отрицать, что именно так реагировал на нее.
Будь здесь замешан только физический инстинкт, он бы справился, но, когда он целовал ее, его почти полностью поглотили другие чувства. Ему хотелось успокоить ее страхи, хотелось коснуться пальцами ее лица. Ему нужна была нежность. В нем ожила потребность отдавать нежность и получать взамен. До той секунды он даже не подозревал, как истосковался по этому редкому дару.
Он был абсолютно серьезен, когда утверждал, что чувствует ответственность за ее безопасность. Он прожил здесь почти три месяца и научился уважать эти горы, знал, что они коварны.
Сколько минут теперь – шесть? Семь?
Пробормотав проклятие, он кинулся в лес.
Шей пребывала в нерешительности. Она покончила с необходимыми делами, и теперь ей предстояло принять решение.
Вернуться или спрятаться в лесу. Решение следовало принять быстро. Страх перед пленом – или перед ее собственной реакцией на человека, которого она должна бы ненавидеть – диктовал ей, что нужно бежать.
Хотя она дала слово. Но разве он не нарушил своего слова, когда поцеловал ее? Этот поцелуй чересчур понравился ей. Тайлер обещал, что не дотронется до нее, не причинит ей зла. Но нарушил слово… самым унизительным образом, вызвав в ней ответный порыв.
Однако сейчас был неподходящий момент обдумывать все это. Она обязана принять решение, если вообще есть хоть какая-то надежда. Надежда на что? Потеряться в этих горах?
Шей вспомнила, как он говорил о капканах. О зверье. О змеях. Ложь? У нее не было с собой ни оружия, ни еды, и голод уже сейчас донимал ее. Она представила себе форель, которая поджаривается на вертеле.