Беспредел (сборник)

Коллектив авторов

– В побег собралась?

Его ноги остановились прямо перед глазами Марины. Потом одна поднялась и скрылась из ее поля зрения. Сетка кровати с жалобным стоном прогнулась, наверху захрипела Ольга.

Марина зажмурилась и впилась зубами в ладонь. Хотелось исчезнуть, испариться, раствориться в воздухе.

Послышался придушенный рык, а сразу следом – удивленный вопль. Болт отшатнулся от кровати, но тут же подскочил к ней снова, и металлический каркас затрясся от ударов.

– Кусаться?! Кусаться вздумала, тварь?! – орал он, подкрепляя каждое слово яростным пинком.

Сетка прогибалась так низко, что вдавливала Марину

в пол. И так легко, словно между его ботинками и матрасом никого не было. Ольга больше не издавала звуков, но Марина и так понимала, что сейчас ломаются кости, крошится лицо, рвутся остатки кожи. Понимала, что прямо сейчас Ольга превращается в ничто. В памяти вспыхнула картина того, как Болт втаптывал в бетон сгнившую кошку.

От вида рухнувшего на пол тела стало больно глазам. Болт сдернул Ольгу вниз, оттащил метра на три и присел, чтобы запихнуть в ту самую рану над пупком какую-то тряпку. Две тени обогнули их, наплывая друг на друга, и Марина поняла, что приятели-подручные Болдина тоже здесь, просто не хотят приближаться.

– Дай сюда. – Болдин шагнул к одной из теней, вернулся, и сверху на Ольгу что-то полилось.

Марина нырнула лицом в рукав куртки, но не могла оторвать глаз от блестящей мокрой пленки на Олиной коже и круживших вокруг ее тела ног, выжигая жуткую картинку в памяти. Отпечатывая на сетчатке бесформенный профиль с черной глазницей, рытвины и вмятины на ощетинившемся сломанными костями теле. Намертво связывая этот образ с острым запахом бензина.

– Если после этого ты не сдохнешь, я со смеху умру, – с улыбкой в голосе сказал Болт, щелкая зажигалкой, и поднес огонек к тряпке.

– Слышь… – подал голос Шмат.

– За углом поссышь, – хохотнул Болт в ответ. – Ной поменьше, а то заебал.

Марина живо представила лицо Шматова, глупо моргающего после очередной словесной оплеухи от своего начальника. Если б могла, она сказала бы ему, что стоило бежать от Болдина еще в тот день, когда она застала их с той второклашкой за гаражами, возле школы. Когда Болт нацепил пакет девочке на голову и пытался прожечь целлофан сигаретой, вжав ребенка коленом в стенку гаража. Когда Марина, повинуясь секундному порыву, крикнула «эй!», и Болдин отскочил от плачущей жертвы. Еще в тот день и Шмату, и Куму следовало не гнаться за Мариной по команде «фас!», а притвориться, что они не знают Болдина, не видят Болдина, не слышат Болдина. Она сказала бы обоим, что эта дружба приведет их сюда и заставит смотреть, как их вожак сжигает человека, и участвовать в этом. И сказала бы себе, что нужно было найти ту девочку на следующий день и отвести ее к директрисе и в полицию. Потому что трусливое молчание приведет ее сюда и заставит смотреть…

Тело занялось удивительно быстро. Пламя оглаживало изрезанную кожу, надувало волдыри, плавило вылезшие кости, превращало волосы в пепел. Болт, отступив к дружкам, подальше от жара, с восторгом наблюдал за всем этим. Огненная пляска ввела его в благоговейный транс.

Внутренности Марины выкрутило, словно их яростно грызли.

Она поползла из укрытия, роняя слезы в пыль. Сейчас Болт и его свита уже не существовали. Была только Ольга. Ольга и боль в животе.

Окривевшая, деревянная, Марина выбралась наружу, стягивая с себя мокрую куртку. Боясь, что ее вот-вот остановят, она почти упала на сгорающее тело, укрывая его. Сощурилась от вонючего дыма, задыхаясь в нем.

– Я же сказал, Климова.

Не суйся сюда, если не хочешь продолжить.

Ничуть не расстроенный ее вмешательством, Болдин выплыл из дыма и присел рядом на корточки. Так, что обугленное тело оказалось между ними.

– Или ты хочешь?

Марина убрала руки с неподвижного тела. Зашарила пальцами по полу. Что-то холодное и знакомое на ощупь впилось в ладонь острыми краями.

Болдин ухмыльнулся, а в следующую секунду его голова с коротким стуком мотнулась в сторону.

Изумленно хлопая ресницами, Болт медленно повернулся к Марине. Челюсть съехала вбок и вниз, придавая лицу комичное выражение.

Кусок кирпича выпал из ее пальцев. Откинув куртку с живота Ольги, Марина, не думая, погрузила руки в разъеденную огнем рану и зачерпнула полные пригоршни горячей шевелящейся массы.

Никто не помог Стасу Болдину, когда она с остервенением размазывала червей по его лицу. Снова и снова, горсть за горстью, втирая липкую дымящуюся кашу в глаза, в ноздри, в приоткрытый и перекошенный набок рот. Руслан-Кум и Паша-Шмат замерли, очевидно попросту не зная, что делать – главарь уже был не в состоянии раздавать команды.

– Что это, Болдин?! Мамочка обед положила?! Еще хочешь?! Продолжить хочешь, а?! – ревела Марина в покрытое червями лицо, скармливая ему очередную порцию. И одновременно скармливая его им.

Личинки сыпались на пол, извивались в комковатой массе. А Марина била, втирала и орала, пока Шматов не очнулся и не дернул ее за локоть. Она, брыкаясь, проехалась по бетону на заднице и вцепилась зубами в его руку. Вскрикнув, Шмат отпустил.

Болт распахнул пустые глаза, сморгнув желтоватый фарш. Уцелевшие черви безмятежно ползали по окаменевшему лицу, соскальзывали вниз, к сородичам, напоминавшим живой ковер.

– Эй! – тихо окликнул его Кум, приблизившись. – Стас! Ты живой?

Болт дернул мышцами лица, не оборачиваясь на голос. Потом сонно поднял руку и ударил себя прямо в перекосившуюся челюсть, будто пытаясь вправить. Со второго раза ему это удалось.

Болт тяжело поднялся, пошатнулся, словно еще не научился ходить, и Марина похолодела. Показалось, что ослепшие глаза смотрят прямо на нее.

А потом Болдин улыбнулся. Наклонившись, подобрал покрытой личинками рукой кусок арматуры с пола. Его рот разъезжался все шире и шире, пока он разворачивался к Куму. Тот отшатнулся.

– Стас, кончай придуриваться, – дрогнувшим голосом сказал Кум, выставив вперед руку в примирительном жесте.

– А сейчас, фраера, цирковые номера! – восторженно взвизгнул Болдин и махнул арматурой.

Кум заорал так, что Марина зажала уши. Рука Абакумова мотнулась, разбрызгивая кровь из расщепленной между пальцами, превратившейся в подобие клешни ладони. Кум, не прекращая вопить, обхватил запястье и рухнул на колени. Истерически хохоча, Болдин ухватился за железку обеими руками и обрушил ее на голову друга, оставив глубокую борозду на черепе. Крик оборвался. Кум закатил глаза, словно пытаясь рассмотреть, что произошло с его лбом, и тут же получил еще одну вмятину рядом с первой. Череп треснул, заливая лицо красными ручьями. С третьим ударом выпучился правый глаз, что выглядело даже иронично – словно бы некая часть Абакумова очень удивилась такому повороту, а другая всегда знала, что так все и закончится. Кум рухнул лицом в пол, и брызги крови оросили ползающих в пыли червей.