Беспредел
Шрифт:
Что я мог сказать по этому поводу Беркесову? Ничего. Он бы не понял меня.
"Мы умрем 1000 раз, но спасем Землю от Империи Зла и черного безумия," — вздохнув, сказал Беркесов.
Я вздрогнул:
— Я повторил ваши слова, — удивился Беркесов, — которые вы только что сказали.
— Но я ничего не говорил, — запротестовал я. — Откуда вам известны эти слова?
— Не знаю, — признался Беркесов. — Мне показалось, что это сказали вы. А, может быть, это из какой-нибудь самиздатовской книги. Знаете, сколько я их прочел? Я мог бы уже стать академиком.
— А,
— Может быть, — устало согласился Беркесов. Он провел ладонью по лбу и сказал, подавая мне газету:
— Вы знаете, что умер Орлов?
— Да, мне говорил Климов, — я взял газету и прочел: "Русская демократия понесла невосполнимую утрату. Скоропостижно скончался доктор исторических паук, член-корреспондент Российской Академии, генерал-лейтенант в отставке Орлов Константин Павлович. Перестало биться сердце видного ученого, отважного чекиста, одного из наиболее популярных российских предпринимателей нового времени экономических реформ…"
"Прости меня, Койот, — подумал я, глядя на фотографию Орлова в некрологе. — Я тоже не ведаю, что творю. Но знаю, что тебе сейчас лучше, чем было. Ты сможешь, наконец, с пользой применять свою вулканическую энергию. Прости меня. Ты знаешь, что мы расстаемся ненадолго".
Первой под некрологом стояла подпись генерала Севрюгина, а затем — Беркесова.
Я знал, что Орлов финансировал Севрюгина, и тот приехал в Петербург для отчета по своим обычным финансовым злоупотреблениям. Отдавая Беркесову газету, я спросил:
— Орлов разве тоже сражался с мировым сионизмом, и поэтому Севрюгин первым поставил подпись под некрологом?
— А вы считаете, что сионистского заговора не существует? Что все это выдумка? — вопросом на вопрос ответил Беркесов.
— Не знаю, — вздохнул я, — может быть, и существует. Мы все живем в мире собственных иллюзий, полковник, предпочитая лучше сражаться с тенью, чем с реальным противником. У меня другой подход к этой проблеме. Мне этот заговор, существует он или нет, нисколько не мешает. Ни мне, ни моей стране. Скажу больше, если благодаря этому заговору пали такие режимы, как режим Третьего рейха и ваш, то я сожалею, что в этом заговоре не участвовал.
Беркесов ничего не ответил.
— Ну, хорошо, — сказал я, взглянув на часы. — С вашего разрешения, мой генерал, я пойду. Желаю вам удачи, Василий Викторович. Что ни говори, а мне было приятно работать с вами. И надежно.
Беркесов встал из-за стола и подал мне руку:
— Прощайте, Михаил Еремеевич. Не поминайте лихом.
Пожимая ему руку, я почувствовал, что он сунул мне в ладонь кусок плотной бумаги.
Добравшись, наконец, до консульства, я с некоторой опаской из-за недоброго предчувствия вынул из кармана беркесовскую бумагу и прочел записку, написанную жирным Зеленым фломастером: "Срочно. До отлета в Париж, в 19.00 приходите в "девятку".
Я не могу здесь дать точное описание "девятки”, поскольку "девятками" еще пользуются и я могу подвезти пару дюжин людей и с той, и с другой
У меня заколотилось сердце. Я неожиданно вспомнил то, что не имел права забывать: "ПРЕЗИДЕНТ ПОДПИСАЛ ОБЕ БУМАГИ!"
Его зовут в "девятку", чтобы ликвидировать!
Я схватился за телефонную трубку, чтобы предупредить Беркесова никуда не ездить. И бросил трубку на рычаг. Контакт разорван, и мне уже никогда до него не дозвониться.
Я вынул из сейфа бутылку виски, налил себе бокал и, не разбавляя, выпил его залпом.
Я свалился в кресло, с пятого раза зажег сигарету и пытался привести свои мысли в порядок.
Но зовут-то в "девятку" меня, а не Беркесова!
Беркесов приглашает.
Значит ликвидировать хотят и меня. Или нас вместе, что вполне логично. Нет, ни в какую "девятку" я не поеду. Разбирайтесь без меня.
С ноля часов сегодняшнего дня я уже не резидент.
Мои коды и шифры аннулированы, моя магнитная карточка проникновения к компьютерной информации более не действует. У меня нет больше средств подключения к системы команд, контроля и управления.
Все! Я частное лицо. Агент ЦРУ, выведенный во временный резерв накануне постоянной отставки. Есть такая официальная формулировка.
Я врал сам себе, но искренне верил, что прав. Можно сохранить космический объем информации в мозгу, можно иметь в голове компьютер следующего поколения, но нервы и инстинкты останутся нервами и инстинктами личинки: физиологической и жалкой.
Я приказал Крампу подстраховать меня и отогнать машину из Пулково обратно. Бросил в кейс безопасную бритву, зубную щетку и полбутылки виски. Велел подготовить машин. Самолет на Париж вылетал в 21.10.
Решено! Ни в какую "девятку" я не поеду. Отобьюсь разницей в поясном времени, которое я якобы перепутал.
Не поеду!!!
Я гнал машину в аэропорт, инстинктивно подчиняясь сигналам светофоров. К счастью для меня, прямой, как полет копья, проспект работал на режиме "зеленой волны".
Подъезжая к площади Победы, я взглянул на часы, было уже 19.10.
В зеркальце заднего обзора, я видел машину Крампа, который вместе с двумя морскими пехотинцами из охраны консульства ехал за мной. В случае, если меня схватят в аэропорту, они по меньшей мере это засвидетельствуют, а Крамп сможет действовать в качестве официального представителя консульства США.