Беспредел
Шрифт:
Разговор с Руановой я, естественно, записал на пленку, но предъявлять эту плевку Беркесову мне совершенно не хотелось. Во-первых, я не вмел права демонстрировать ему нашу новую технику. Возможно, они ее уже украли у нас, но подтверждения еще не было. Так что, если они и узнают о ее существовании, то по крайней мере не от меня. А во-вторых, я просто не хотел, чтобы содержание нашего разговора с Руановой стало известно Беркесову. Пока из его слов мне было ясно, что они уверены в том, что я был в квартире один, а следовательно
— Ну хорошо, полковник, — сказал я, — видимо, не стоит от вас это скрывать. Да, мы получили сведения, что эта женщина могла быть сообщницей Койота. Поскольку она русская подданная, мне не хотелось причинять ей неприятности. Другими словами, мне не хотелось обращаться к вам за содействием, не проверив самостоятельно имеющиеся у меня данные.
Беркесов помолчал немного, потом спросил:
— И Вы уверяете, что застали ее дома?
— Да. Застал дома, — я чувствовал, что Беркесов не врет, а потому все больше хотел разобраться в этой чертовщине.
— И беседовали с ней?
— И беседовал с ней.
— О чем? Можно полюбопытствовать?
— Я как-нибудь позднее вам об этом расскажу, полковник.
Беркесов вздохнул и взялся за одну из телефонных трубок.
— Что у нас там с Руановой? — устало спросил он. — В больнице. Проверьте, в больнице она или нет. Ну и что, что в реанимации? Проверьте, я вам сказал, и доложите мне.
Полковник снова внимательно поглядел на меня, как бы желая убедиться, что я никуда не пропал, а затем взял со стола папку, открыл ее и вытащил два листка исписанной от руки бумаги, к которой скрепкой были прикреплены две фотографии. Беркесов отделил фотографии от листков и протянул их мне.
Это были фотокопии гравюр, которые я смотрел в Эрмитаже, а листки, видимо, составляли объяснительную записку Лены: зачем я приходил, на что смотрел и что при этом говорил. КГБ, конечно, просто восхитительная контора!
— Вы это искали в Эрмитаже? — еще раз вздохнул Беркесов. Он всегда вздыхал, когда чего-нибудь не понимал до конца.
— Да, — признался я.
— Откуда вы знали, что такие гравюры есть у нас в Эрмитаже?
— Я все-таки помощник культурного атташе, полковник!
— А кухню Руановой вы осмотрели?
— Осмотрел, — кивнул я, — и все видел.
— И что вы обо всем этом думаете? — Беркесов взял фотокопии и положил их обратно в папку.
Я не успел ответить, как заговорил селектор: "Василий Викторович, — доложил уверенный в себе баритов, — мы проверили. Она в больнице, в реанимации. Палата на двоих. Состояние, как говорят врачи, средней тяжести. Завтра к утру главврач представит вам подробную историю болезни с приложением кардиограмм".
— Это еще зачем? — не понял Беркесов.
"Вы же приказали…"
— Я приказал, — разозлился полковник, — узнать: покидала она больницу или нет сегодня во второй половине дня.
"Ее перевели в другую палату, — несколько растерялся баритон, — но из больницы она отлучиться не могла. В таком состоянии? Что Вы, Василий Викторович!"
— Вы так полагаете? — резко спросил Беркесов. — Или уверены в том, что докладываете?
Пока полковник препирался с селектором, я набросал несколько слов на листке и подал его Беркесову.
Говоривший баритон явно сам в больнице не был и докладывал с чьих-то слов:
— Ладно, — сказал Беркесов, — слушайте теперь, что я вам скажу. Отправляйтесь немедленно в больницу. Передайте главврачу мою просьбу перевести Руанову в отдельную палату. Ваши люди должны находиться: двое у входа в палату, двое — в палате, двое — под окнами и двое — на крыше. Итого восемь человек. Все вооружены. Любого, кто попытается сегодня ночью проникнуть в палату или будет находиться под окнами или на крыше, немедленно задержать и быстро доставить ко мне. Будьте предельно осторожны. Держите связь друг с другом и с райотделом. Все понятно?
А между тем, в моей записке было сказано: "Установите на всякий случай круглосуточное наблюдение за ее палатой".
— Вы бы еще пару танков туда подогнали, — съязвил я.
Но мысль Беркесова уже работала в другом направлении.
— Вы считаете, что он может там появиться?
— Возможно, — я пожал плечами, — но задержать его вряд ли удастся.
— Это еще почему? Еще как удастся! Вы нас плохо знаете, Макинтайр!
— Упустили же вы его среди бела дня на Невском, — напомнил я еще раз.
— Это была случайность. Света не было в подземном переходе, — Беркесов покраснел от моих бестактных напоминаний.
— Произойдет еще какая-нибудь случайность, — предсказал я, — так что послушайте моего совета, полковник: одного человека в палате более чем достаточно.
— Вы мне не ответили на вопрос, — вспомнил Беркесов, — что вы обо всем этом думаете?
— О чем?
— Об этих гравюрах, о Руановой, о Койоте. Почему вы вообще начали поиск с Эрмитажа?
Мне не хотелось сознаваться, что я попал в Эрмитаж совершенно случайно, открывая выставку, и что обо всем остальном мне сообщила Крис.
— Это длинная история, — уклонился я от ответа. — Единственное, что я могу уже точно сказать: он никого не убьет, кроме…
— Руановой? — перебил меня вопросом Беркесов.
— Тоже сомнительно, — ответил я, поздравив себя с тем, что недооценивал Беркесова, если его мысль способна следовать в таком направлении, — он бы ее давно убил, если бы мог или… или имел право. Пока трудно, что либо понять. Пока ясно то, что он приехал сюда не убивать.
— Вы так и доложите своему начальству. Когда вас выгонят из ЦРУ, я так и быть возьму вас к себе прапорщиком на вход проверять документы.