Беспредел

Бунич Игорь Львович

— Спросите у Беркесова, — я начал злиться. — Я понятия не имею, почему он задержал эти эшелоны. Он передо мной в своих действиях не отчитывается. Равно, как и я не намерен отчитываться перед вами, генерал. Но повторяю, я к этому не имею никакого отношения.

— Не имеете отношения, — прорычал Бурков. — Получать комиссионные рады все. А кто будет платить штрафные санкции за простой транспорта и срыв поставок. Или…

Мэр прервал генеральское красноречие жестом руки.

— Господа, — сказал он. — Не надо обострять отношения. Я думаю, что приезд господина Торрелли все прояснит. Наш дорогой Майк просто не забудет напомнить ему, что нам нужно три миллиарда долларов. Ведь это нетрудно? — Топчак улыбнулся одной из своих обаятельных улыбок. — А с эшелонами мы вопрос уладим. И возместим всем сторонам

понесенные убытки. Ведь правда, Майк?

Улыбка еще светилась на его лице, но глаза не смеялись.

— Так мы договорились, Майк?

— О чем?

— О трех миллиардах долларов! — две пары жестких глаз уставились на меня, как револьверные стволы.

— На достройку крейсера? — усмехнулся я.

— И на многое другое. На ряд социальных программ, связанных с нашим городом и регионом.

— И на налоги, — подсказал я.

Надо отдать ему должное. Он и глазом не моргнул, а только снова улыбнулся: цивилизованность человека и гражданина определяется именно своевременной и честной уплатой налогов. Честные и порядочные люди, кроме того, еще платят комиссионные посредникам. Скажем, 10 % — 300 миллионов долларов!

— Это много больше, чем получит каждый из нас, — угадал мои мысли Топчак. — А для господина Торрелли это копейки. Ну, так как, Майк?

— Интересно, — проговорил я. — А как вы намерены их получить? В виде займа? Не перебивайте… Я имел в виду займ, который придется отдавать другим или начинать холодную войну. Или вы что-то предложите под эти деньги? Или вы просто хотите получить в виде безвозмездной помощи? Что я должен сказать старику Луиджи?

— Мы не побираемся, — зло сказал Бурков. — Нам есть что предложить господину Торрелли под эти деньги.

— Тогда зачем вам я? Устройте в честь него очередную презентацию и продавайте все, что он купит, включая крейсер. Зачем вам на этом деле терять 300 миллионов?

Оба переглянулись, а затем уставились на меня, как на последнего идиота, не понимающего элементарных вещей.

— Без вашего ходатайства, Майк, — перешел со мной на "вы" мэр, — господин Торрелли не только не будет с нами разговаривать о делах, но даже нас и не примет.

— Мое ходатайство? — засмеялся я. — Да оно не стоит и цента в глазах мистера Торрелли. Уверяю вас, я совершенно не уверен, что вообще увижу его, разве что, открывая дверцу его машины. И то сомнительно, чтобы мне кто-нибудь доверил такую работу…

— Не скромничайте, Майк, — потрепал меня по плечу Топчак. — Мы-то хорошо знаем, кто вы такой и чего стоите. Не скромничайте.

— "Чего стою"? — переспросил я. — Поверьте, господин мэр, стою очень мало. Я мелкий государственный чиновник с жалованием менее 80-ти тысяч долларов в год. А вы почему-то считаете, что я управляю какими-то глобальными процессами или могу как-то на них влиять. По рангу своей должности я много ниже вас, господин мэр, и уж, разумеется, вас, генерал.

— И что же это за должность? — Топчак, прищурившись откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди.

— Она вам хорошо известна, — я позволяли себе пригубить бокал. — Я помощник культурного атташе американского посольства. Могу и документы показать, если не верите.

Бурков закусил губы, а Топчак, напротив, весело захохотал:

— Значит, именно помощник какого-то там атташе, мелкий чиновник, получающий Бог весть какое жалование, ничем не управляющий и ничего не знающий, взял и уничтожил сверхдержаву Советский Союз!

— Я уничтожил Советский Союз? — тут пришла очередь от души посмеяться и мне. — Да вы просто с ума сошли, дорогой Топчак. Не говоря о том, что СССР никто не уничтожал — он умер своей смертью от рака крови и заворота кишок. Уж ни я, и вообще, ни мы, американцы, в этом не виноваты. Виноваты те, кто почти три четверти века кормил вашу страну человеческими трупами и ржавым железом танков. И, кстати говоря, продолжает это делать. И если мы раньше других увидели на подрумяненном лице пациента смертельные симптомы и приняли меры, чтобы он тихо скончался и не взорвал перед смертью дом, в котором мы все живем, то это никак нельзя ставить нам в вину. Скорее, наоборот.

Оба помрачнели.

— Ладно, ладно, — примирительно пробурчал мэр. — Понаслышаны мы о ваших делишках, Майк. Как вы здесь орудовали с Андроповым. Мне в Москве порассказывали.

— Если

вам охота слушать всякие сплетни и небылицы, — пожал я плечами, — то это ваше дело. Впрочем… — я придвинулся поближе к мэру. — Кстати, о вас, дорогой Топчак, тоже ходит немало сплетен. Как вы вместе с бывшим секретарем обкома Видасповым в его управделами Прутнхиным — вон они оба сидят за тем столом, можно их позвать, чтобы они опровергли эту сплетню — накупили на деньги покойной КПСС земельных участков, отелей и всего прочего в дюжине разных стран от Швейцарии до Аргентины и сейчас сосете последние соки из этого города, чтобы платить налоги за такую огромную недвижимость, которая не снилась даже средневековым маркграфам и баронам-разбойникам. Еще ходят разные сплетни о ваших банковских операциях, о разных совместных предприятиях и даже о Выборгском шоссе, по которому вы, мой друг, вместе с вашим достойным предшественником Шодоревым, потоком гоните контрабанду, включая наркотики. И содержите для охраны этого канала разных оставшихся без работы головорезов из прибалтийских стран. Так что не будем слушать сплетни. Лучше, действительно, достроим крейсер. А с сеньором Торрелли я поговорю, если представится случай.

Презентация проходила очень шумно и помпезно. Выступали какие-то певицы и декламаторы, ревели электрогитары и барабаны каких-то лохмато неопрятных рок-групп. Кто-то танцевал, кто-то выполнял свою единственную задачу — бесплатно напиться до бесчувствия.

Выскользнув из ниши, я хлебнул немного виски и решил тихо, по-английски откланяться, добраться до бывшей улицы Анны Ульяновой и немного отдохнуть. Делать мне здесь было решительно нечего. Подавляющую часть присутствующих составляли разные жуликоватые предприниматели, надеявшиеся завести здесь полезные знакомства или под шумок всучить кому-нибудь взятку, ибо быть сейчас в России предпринимателем и не быть жуликом было совершенно немыслимо. Уровень преступности зависел от масштаба деятельности. Поскольку предприниматели ничего не производили, а только перепродавали, то есть занимались посреднической деятельностью по спирали без всякого участия производителя товара, то эта спираль, круто завихряясь кверху, развеивала там по ветру последние остатки национальной экономики и национальной независимости. Ибо они близнецы, можно сказать даже — сиамские близнецы.

Мне никто здесь нужен не был, и я, к счастью, тоже никому нужен не был, ибо в государственные тайны, о которых знали Топчак и Бурков, были посвящены далеко не все. Хотя все знали о предстоящем приезде Торрелли и были сильно по этому поводу возбуждены. Как будто сеньор Луиджи собирался проехать по Невскому в открытом экипаже, разбрасывая по сторонам пачки долларов.

Такие ситуации особенно часто встречаются в русских народных сказках, хотя вместо долларов там фигурируют золотые и серебряные монеты. То есть талеры — "ефимки" — прародители доллара. Другими словами, — можно сделать вывод, что русский народ веками жил светлой мечтой о долларе. Но получил большевистский режим. Очень несправедливо. И только сейчас его мечта начинает воплощаться в жизнь. В условиях демократии, хотя и дураку уже ясно, что никакой демократия В этой стране никогда не было и не будет. Демократию здесь понимают только как полное беззаконие и право действовать по собственному усмотрению, не считаясь ни с кем и ни с чем. Почему- то все в этой стране друг друга не любят. Мягко говоря, не любят. Мне, порой, кажется, что просто ненавидят. Странная психология у русских.

Если на Западе кто-то начинает расти, будь то в бизнесе, в искусстве или на поприще общественной деятельности, то он служит примером для остальных, которые стремятся подняться до его уровня и работают для этого, не покладая рук. Изучается жизнь и методы этого человека, даже если они не всегда были безупречны, как с точки нравственности, так и законности. Но идущий вверх увлекает за собой остальных. В России же любой идущий вверх вызывает только злобу в зависть. Но и это было бы полбеды. А беда заключается в том, что никто за ним не стремится. Напротив, предпринимаются титанические усилия, чтобы сбросить его снова вниз, в грязь, в ничтожество. И не для того, чтобы занять его место. Отнюдь нет. А просто, чтобы не высовывался, а сидел в общем дерьме. Поэтому здесь и возникают вечные проблемы, неведомые остальному миру.