БеспринцЫпное матерное, или Трагическое недоразумение
Шрифт:
Смеркалось. «Евреи, где вы?! Вернитесь, я всё прощу.
Господи, помоги мне». Господь помог.
Два араба с мрачными лицами шли по переулку мне навстречу. Я уже тогда понимал, что стану гуру пиара, потому что придумывать отмазы умел как никто. Тем не менее врать о национальности своего отца не собирался. Я вам не Павлик Морозов. Но ведь не нужно сразу кричать, что у меня папа еврей. Можно просто увести дискуссию в иное русло. Врут бездарности. Таланты находят нужную правду.
Арабы ожидаемо меня остановили: на улице никого, в стране как-никак война. Это вам не про мобильные скорости на ТВ сказку
Что-то спросили на иврите – было понятно, что я с другой стороны.
– Языками не владею, ваше благородие, – смысл фразы был чуть иной, но лицо сияло как у Якина.
– Ты кто? – Террористы сносно говорили по-английски.
– Александр, – имя не еврейское, плюс 1 балл. – А вы?
Пауза. Не ожидали. Представились. Я долго и крепко жал каждому руку. Переглянулись.
– Ты что здесь делаешь, придурок?
– Кока-колой торгую, хотите, вам продам со скидкой? – глупо хихикнул я.
Торговое предложение отклика не нашло.
– Ты хоть знаешь, где находишься?
– В оккупированном Израилем Восточном Иерусалиме, – 100 % правда, смотри резолюцию ООН.
Арабы подвисли, но их взгляды смягчились.
– А ты сам-то откуда?
– Я приехал из Советского Союза на заработки во время каникул, – 100 % правда.
Нахмурились. Тот, что моложе, встал слева.
«Бежать теперь некуда. Черт, надо было раньше делать ноги, но тогда бы точно спалился».
– А деньги тебе зачем? – Именно так обычно начинала разговор ленинградская шпана.
– Сводить девушку в кино и купить маме цветной телевизор, – 100 % правда, мы жили бедно, и дома был черно-белый квадрат.
– А мама в России живет?
«Уфф, клюнули! Ща должны спросить, кто она по национальности, уже проще будет».
– Да, у меня родители врачи, а врачам в СССР мало платят, хочу маму на старости лет порадовать. – Кроме старости (маме 33), всё остальное – чистая правда, плюс я в одной фразе упомянул маму и отца. Таким образом, складывается впечатление, что отец у меня тоже бедный врач в СССР, обычный «пиарный» прием.
– А мама русская? – развязка близка.
– Конечно! – с искренним возмущением сказал я.
Ждать, пока они спросят про отца, я не стал.
– Она, конечно, переживает, что я здесь, но знает, что я работаю на честных и порядочных евреев (100 % правда) и уверена, что мне заплатят. А вы как думаете? Заплатят?
Араб проникся:
– Как повезет, но я бы взял вперед. Я сам на стройке пахал месяц, и ни хрена. А на кого ты рабо…
– А вы не могли бы меня с Ясиром Арафатом познакомить? – нанес я упреждающий удар по выдвинувшимся к Курской дуге немецким войскам.
Мозг арабов застыл, они напомнили мне роботов с планеты Шелезяка. Даже моргать перестали. «Надо добивать».
– Это же герой палестинского сопротивления, я про него в школе рассказывал на уроках (100 % правда). Если не возьму автограф, учитель расстроится, – 100 % правда. Учитель военного дела так и сказал.
Я смахнул слезу. Роботы начали приходить в себя.
– Да, это наш герой, и мы рады, что есть в мире люди, которые понимают нашу борьбу. Расскажи всем в своей школе, что мы будем бороться и дальше! Пойдем. – Один из арабов крепко взял меня за плечо, и мы пошли.
«Если мы идем к Ясиру Арафату, мне пиздец. Переиграл…»
Через пару кварталов, когда холод в моем животе превратился в вакуум, они вывели меня на относительно многолюдную улицу, ткнули пальцем в сторону израильских полицейских и сказали на прощание:
– Не заходи сюда больше, наш советский друг.
Только тут я обратил внимание, что они худы, бедно одеты, а во взгляде какая-то простая усталая теплота. Обычные люди, как мой отец и его друзья в то время. Не врачи, не так образованны. Не там родились, не вовремя. Надеюсь, им не пришлось никого убивать и их самих не убили.
P. S. Девушка мне не дала. Телевизор я маме купил.
Святой Валерий
Миша Карасев по кличке Карась жил небогато и увлекался спиртосодержащими напитками. Другими словами, он медленно спивался и быстро вываливался из очень средненького класса в бедность. Занимался этими двумя делами Карась в засранной, но своей квартире. Разного рода черные риелторы пытались его выселить, но им не повезло. Карась уже почти подписал какие-то документы, по которым при хорошем раскладе он очутился бы в Тверской области, а при плохом – в морге, но встретил на улице старого приятеля, разболтался, поведал о своих новых заботливых друзьях, благодаря которым наконец исполнится его мечта о переезде на природу. Друг работал в милиции, и на природу переехали риелторы, причем сразу на несколько лет. Отжав у гораздо более, как им казалось, защищенных граждан куда более ценные активы, они не могли поверить, что сели всем коллективом из-за какого-то алкаша и его собачьей конуры. Но в этом суть России – ты воруешь регионами, убиваешь десятками, а потом наступаешь в троллейбусе бабушке на ногу, не извиняешься и получаешь пожизненное. Не только потому, что у бабушки внук волшебник, а просто невезучий ты и пришел твой срок. Это единственная форма справедливости, эффективно работающая в нашей стране. Все другие системы дают сбой после года эксплуатации.
Собственное жилище Карася притягивало соучастников попойки, как распродажи – модниц. Весь цвет районного дна знал о хорошей квартире Миши, где не водилось нечистой силы, равно как и чистой посуды, но зато всегда был свободный, пусть и грязный пол. А что еще нужно духовному человеку для праздника и отдыха. В описываемый день Карасю нанес визит Валера Шапкин, человек множественных нереализованных талантов. Работал Шапкин сторожем на продуктовом складе, хотя стеречь этот склад если и надо было от кого, так от сторожа. Так или иначе, за закуску на банкетах Карася отвечал именно Шапкин. И в этот раз он прибыл с консервированной свининой из стратегических запасов Родины. Водки у Карася немного осталось, и друзья решили отметить… двенадцатый день весны.
– Первая весенняя дюжина, Карась, нельзя не отметить такой важный день для измученных зимой тружеников.
Валера был неплохо образован и фантастически начитан, так как ничего, кроме этого, он последнее время в жизни не делал, поэтому речь его была наполнена лингвистическим мусором, иногда, правда, достаточно оригинальным и образным.
– Согласен! Только всё не допивай, оставь на второй тост. – В голосе Карася звучали нотки раскаяния.
Шапкин забасил:
– А что, у тебя более нет чем запивать мою некошерную закуску?