Бессердечный принц. Раскол
Шрифт:
Магия один раз — магия навсегда.
— Все лучшее надену сразу? — старая как мир шутка вызвала у Баро усмешку.
Несильный удар в плечо вырвал из размышлений, буквально вернул на землю. Я ойкнул, затем потер ушибленное место и недовольно покосился на усеянную кольцами руку Светлакова. Всевышний, их бы в качестве кастета использовать.
— Ну и придурок ты.
— Твои украшения способны нанести физический вред, — пробурчал я. — Заглядывал в карты?
Пришлось тщательно замаскировать нетерпение под личиной безразличия. Помогло не слишком. Баро все равно
— Ты же осознаешь, что князя Романова защищают лучше, чем библиотеку Ивана Грозного?
Я вздрогнул и шумно втянул носом воздух, на минуту отвлекшись. Дарий окликнул кого-то из криминалистов, чтобы тот убрал в специальный пакетик найденные улики. Оглянувшись, он кивнул мне, затем опять повернулся к месту, где по-прежнему чувствовалась остаточная аура абаса. Без дара я ощущал ее леденящее прикосновение на коже, отчего мурашки невольно пустились в пугливый танец.
— Хотя бы что-то увидел?
Баро покачал головой, а я разочарованно вздохнул. Скрестив руки на груди, я услышал, как баба Яна костерит все наше отделение. Мне достался отдельный поток брани, среди которого я различил «бестолочь», «дуболом», «упрямый баран».
Ну, спасибо.
— На девчонку будто кто-то скрывающие чары бросил, хотя, скорее всего, там защитные амулеты Романовых. Мне бы ее вещь, хоть что-то личное. Платок, расческу, прядь волос, — отозвался Баро.
— Попробую, — я почесал переносицу.
Только не понимал зачем оно. Нашел проблему на голову, словно мало нападений и затаившихся революционеров.
— Ты зря позвал его.
Я удивленно повернулся к нахмурившемуся Баро, после чего вскинул брови.
— В смысле? Кого?
Кивок на Дария вызвал волну негодования в груди.
— Он алкоголик.
— Бывший. Завязал уж год или два.
— Депрессия, просранная карьера, смерть близкого человека. Идеальная жертва.
— Чего несешь-то?! — я задохнулся от ярости и пихнул приятеля в грудь. Несильно, но ощутимо. Даже заставил отшатнуться на два шага. — Это Дарий! Он меня, как сына растил, обучил демонологии! Да я ему жизнью обязан!
Последние слова я произнес громче, чем надо. Несколько человек обернулись, обжигающие взоры бывшего учителя и сотрудников сыскного отдела прошили насквозь. Сглотнув горечь, я неприязненно цыкнул на невозмутимого Баро, затем отвернулся.
— При себе держите обвинения, подполковник. Пока нет убедительных доказательств, рта не раскрывайте, — процедил я зло.
— Как прикажете, ваше высокоблагородие.
Сухой обмен любезностями поставил в споре точку. Я шагнул в комнату к Дарию, а Баро пробормотал что-то про сигареты и воздух. В коридоре хлопнула входная дверь, баба Яна притихла, остальные быстро занялись делами. Все прикинулись, будто ничего не произошло.
— Нашел что-то? — едва я опустился на корточки подле разбросанных осколков зеркала, как Дарий окинул меня внимательным взором.
— Поссорились с другом? Мое присутствие нежелательно?
Тон ровный, спокойный. Без единой капли обиды. Сколько раз за последние два года Дарий слышал подобные обвинения? Наверное, тысячи. Если не десятки тысяч. Одно хлеще другого — они били в болевые точки, крошили без того хрупкие стены офицерской чести. Я и сам испытывал нечто подобное уже больше года.
Шепотки за спиной, насмешливые взгляды, ехидные замечания, брошенные мельком в коридорах дворца и застенках корпуса жандармов. Вчерашние коллеги смотрели с жалостью, дамы с сочувствием, остальные — ядовитым пониманием и участием. Каждый считал своим долгом напомнить мне, что я более ни на что не годен.
Жалкий неудачник, растерявший дар в бою. Выжег магический источник, потерял равновесие и теперь никак не находил точку опоры. Пальцы коснулись острых, прозрачных кусочков, хруст под ладонью сменила резкая боль. Зеркальные осколки распороли кожу, а перед глазами встал серо-черный туман.
«За что вы сражаетесь, офицер? Люди не оценят, правительство перетрет и забудет. Ваша слава станет строчкой в учебнике по истории. В лучшем случае. В худшем — малозначимой заметкой в деле под грифом “Секретно”».
А за что сражался ты, Макс? Не воспользовался шансом и не убил меня? Зачем тянул так долго? И ради чего позволил Шумскому практически убить себя? Почему вернулся именно сейчас?
После многочисленных курсов реабилитации я тысячу раз возвращался к этим вопросам. Время, затраченное на вызов Карачуна, порталы, которые я держал для выхода ребят из ловушки. Он позволил нам сбежать из плена.
— Появление заклятого приятеля спасло тебе шкуру, — Дарий проследил затем, как я ссыпал окровавленные осколки в другую ладонь. — Больше всего меня поражает, что этот парень путешествует по зеркалам с легкостью, словно меняет ветки метро. Зеркальщики, конечно, хороши в перемещениях, но не настолько. Хотя последний встреченный мною маг такого профиля едва ли перенес бы путь из ванной комнаты в спальню. Возраст сказывался, и маразм крепчал.
— У Волконского сотни захваченных душ в запасе. Он сделал себя призванным, — я рассеянно перебрал пальцами бриллиантовую россыпь, окрашенную в красный. — Вероятнее всего, после смертоносного заклятия Шумского Макс исчез в зазеркалье, чтобы зализать раны. Только не пойму, почему он пришел ко мне.
— Вас что-то связывает?
Я покачал головой. Когда мы сражались в коконе бесчисленных отражений, ничего необычного не произошло. Куча бессмысленных разговоров о долге и чести, издевок с его стороны, раздражение — с моей. Единственное, что я запомнил четко: все внутри дышало ненавистью.
Мертвые рвали Макса на части, он говорил десятками разных голосов. Словно потерялся в обилии чужих мыслей. Иногда я слышал плач ребенка, затем тот сменялся грубым басом серийного убийцы или плаксивым голосом юной, трепетной барышни. Личины, отражения — все проносилось вихрем перед глазами. Макс крепко держался за безликими спинами. Прятался там, среди гомона и паники обезумевших душ. Скованный с ними одними цепями из боли и ярости, он метался в собственной ловушке сознания.