Бессердечный
Шрифт:
Он облил войлочные шары жидкостью для растопки и чиркнул спичкой по боковине коробка; немедленно взвилось бесцветное пламя.
Старик как заведенный подбрасывал, подбрасывал и подбрасывал апельсины, и даже когда один из помощников фокусника перехватил плоды и убрал их на подставку, его руки продолжали двигаться, словно не случилось ничего необычного.
Кто-то рассмеялся, и маэстро Марлини приложил палец к губам, а его натянувший перчатки ассистент вдруг ухватил горящие шары и перекинул их погруженному в транс добровольцу. Тот подмены не заметил
– Боль у нас в голове, – заявил тем временем гипнотизер. – Но способности разума и тела безграничны! Никакой мистики, никакой магии! Одно лишь научное знание! – Он оглянулся на жонглера и с улыбкой продолжил: – Мы неоправданно обделили вниманием наших очаровательных дам. Найдется ли среди зрительниц отважная госпожа…
Прежде чем он успел продолжить, на арену вышла стройная девушка, и у меня заныло сердце. Я узнал ее. К фокуснику подошла Елизавета-Мария фон Нальц, дочь главного инспектора и любовь всей моей жизни.
– О! Ценю в людях решительность, прекрасная мадемуазель! – рассмеялся маэстро Марлини, поцеловал ей ручку и ловко стянул перчатку с тонкой девичьей кисти. – Никаких фокусов! – объявил он и провел рукой перед лицом Елизаветы-Марии, а потом вдруг проткнул ее ладонь длинной спицей.
Все так и ахнули, а я и вовсе вскочил с места.
– Сядь, – дернул меня обратно Альберт. – Успокойся, я уже видел этот номер.
Номер? Спица пронзила руку насквозь!
Мне сделалось дурно.
– Боль в наших головах! – наставительно повторил гипнотизер, осторожно вытащил спицу и отработанным до автоматизма щелчком пальцев развеял транс.
Елизавета-Мария с изумлением осмотрела свою ладонь, чмокнула фокусника в щеку и поспешила на свое место.
– Вот видишь, – флегматично заметил Альберт Брандт. – Фокус!
В этот момент шестеро подсобных рабочих вынесли на сцену длинные носилки, засыпанные раскаленными углями. Верхний свет притушили, импровизированная дорожка отливала в полумраке недобрым алым свечением. Брошенный на угли бумажный листок быстро почернел, свернулся и загорелся.
– В зале могут быть подсадные акробаты и жонглеры, а мадемуазель, не исключено, относится к тем уникальным людям, что не чувствуют боли вовсе, но угли – это другое дело. Надеюсь, никто не подумает, будто я специально выписал для этого номера индийского йога?
Зал ответил смехом, но как-то неуверенно. Все ждали кульминации.
– Есть добровольцы? Нужны два человека! – повысил голос маэстро Марлини. – Не беспокойтесь, мы оплатим лечение!
На этот раз рассмеялись зрители совсем уж нервно.
В итоге на сцену вышли двое: рослый юноша в потрепанном костюме с задних рядов и манерный коротышка с напомаженными волосами из центра зала. Подсадных йогов в них нельзя было заподозрить при всем желании.
– Тысяча франков! – объявил маэстро Марлини молодому. – Тысяча франков, если дойдете до конца! И сто за попытку!
Юноша без колебаний стянул поношенные
– Вперед! – разрешил гипнотизер. – Начинайте, прошу вас!
Молодой человек нервно поежился, но все же шагнул на угли. К моему удивлению, он сделал несколько шагов, все ускоряя и ускоряя темп, прежде чем соскочить на опилки и запрыгать на обожженных подошвах. К нему немедленно подскочили ассистенты фокусника, уложили на носилки и унесли за кулисы.
Воцарилась гробовая тишина.
– Ну? – повернулся маэстро Марлини ко второму добровольцу. – Вы еще готовы рискнуть? Верите ли вы в силу разума, как верю в нее я?
Коротышка судорожно сглотнул и принялся разуваться. В зале зашумели.
И вновь гипнотизер достал карманные часы. На этот раз на подготовку понадобилась минута или две, а потом франт спокойно подошел к дорожке раскаленных углей и прошелся по ней от начала и до конца.
Зрители взорвались аплодисментами, и немедленно на арену вышел конферансье.
– Антр-р-ракт! – объявил он. – Дамы и господа, после перерыва вас ожидают дрессированные хищники, чудесные фокусы и коронный номер – распиливание женщины надвое! Спешите видеть!
Но все поспешили в буфет.
Я откинулся на спинку стула и промокнул платком покрывшийся испариной лоб.
– Это всего лишь фокусы, – напомнил Альберт. – По коньяку? – предложил он и сразу махнул рукой. – Ах да! Ты же не пьешь! – и покинул ложу, тихонько насвистывая себе под нос.
Я немного посидел, затем поднялся по проходу между секторами к выходу из зала и вдруг наткнулся на спешившую по коридору Елизавету-Марию. Ее шляпка была украшена свежей розой, узкая талия перетянута кушаком, и выглядела она в скроенных по последней моде юбке, белой блузе и жакете невероятно привлекательно.
– Добрый вечер, – поздоровался я, нисколько не надеясь на узнавание, но девушка неожиданно замедлила шаг.
– Виконт Крус! – воскликнула она. – Вот так встреча! Папенька на вас чертовски зол!
– В самом деле? – пролепетал я в ответ. – Опять?
– О да! – Елизавета-Мария приблизилась и шепнула: – Никак не может простить, что вы обошли их с Прокрустом.
– Он вам рассказал?
– О том, что это вы застрелили чудовище? – улыбнулась девушка, и в ее бесцветно-светлых глазах замелькали оранжевые крапинки. – О да! Его просто распирало от досады!
Дочь главного инспектора отстранилась, и тогда я в лихорадочной попытке продолжить разговор выпалил:
– Как ваша рука?
– Рука? – удивилась Елизавета-Мария и рассмеялась: – Ах, виконт! Маэстро Марлини – просто гений! Вот, посмотрите сами!
Она протянула мне узенькую ладошку; я осторожно прикоснулся к ней и, едва сдерживая дрожь, произнес:
– Просто невероятно!
– Я была на всех представлениях маэстро, он действительно невероятен! – восхитилась девушка. – Завтра он выступает на приеме у барона Дюрера, я тоже будут там. А вы?