Бессердечный
Шрифт:
Я вспомнил о Елизавете-Марии фон Нальц, и сердце защемило смертной тоской. Зачем она писала обо мне в своем дневнике – хотела навредить или ее заставили? Быть может, это крик о помощи? О, если бы я смог отыскать девушку…
Пустые мечты! Я без колебаний выкинул из головы воображаемую картину, как спасаю возлюбленную из бандитского плена и открываюсь ей, поднялся с кровати, подошел к окну. Ставни открылись со скрипом и не до конца, словно кто-то вчера пытался их взломать и едва в этом начинании не преуспел. На улице оказалось хмуро и сыро;
Я наскоро побрился и почистил зубы, оделся, затем рассовал по карманам «Цербер» и нож и задумался, как быть с маузером. Выходить из дому с одним только трехзарядным коротышом не хотелось, пришлось отыскать дорожный несессер и убрать пистолет в него.
После этого я спустился на первый этаж, а там хмурый дворецкий замывал пол на кухне.
– Ваше дьявольское отродье наделало лужу прямо посреди комнаты! – с неприязнью заявил он, явно имея в виду лепрекона.
– Ну, Теодор! Это меньшая из наших неприятностей! – приободрил я непривычно нервного слугу и кинул пиджак сиятельного на один из стульев. – Убери на ледник к телу.
– Сделаю, виконт, – кивнул поседевший после пережитого дворецкий.
В доме, несмотря на распахнутые настежь окна, по-прежнему стоял тяжелый трупный запах, но сейчас он ощущался уже не столь остро, как вечера вечером. Всех замотанных в тряпки покойников Теодор за ночь выволок во двор и даже успел, насколько хватило сил, протереть пол и стены.
Сам дворецкий выглядел не лучшим образом: он был каким-то осунувшимся, хмурым и неожиданно злым.
– Надо найти клад лепрекона! – заявил Теодор, вытирая руки тряпкой. – Так больше продолжаться не может!
Елизавета-Мария, будто привидение, бесшумно спустилась по лестнице, оглядела нас и приободрила слугу:
– Теодор, я помогу вам в этих поисках.
Вопреки обыкновению, девушка появилась на людях в длинном черном платье в пол, перчатках и шляпке с густой вуалью. Лицо разглядеть не получилось, но тусклый голос дал понять, что вчерашняя метаморфоза имела необратимый характер.
Я налил себе из чайника воды, осушил стакан и улыбнулся:
– Удачи вам в поисках.
Отговаривать не стал, мне и самому было любопытно, что отыщется в кладе беспокойного коротышки. Но когда направился на выход, Елизавета-Мария вдруг многозначительно произнесла:
– Ничего не хочешь мне сказать, Лео?
– Нет, – коротко ответил я.
– У тебя нет сердца!
На этой ноте наш разговор и завершился.
Я не испытывал ни малейших угрызений совести за то, как поступил с суккубом; более того – собирался избавиться от нее раз и навсегда. Эта тварь всерьез вознамерилась утащить в ад мою душу и не могла рассчитывать на иное отношение. Вид оскобленной невинности – это все от лукавого…
Сходив в гостиную за ручным пулеметом, я отнес его
Сад представлял собой зрелище печальное и неприглядное. Меж посеченных пулями и осколками черных деревьев тут и там валялись мертвые тела и оторванные конечности, темнели свежим пеплом выжженные фосфором проплешины. Во дворе и вовсе громоздилась куча покойников. Они понемногу разлагались; их гниющая плоть сочилась через тряпки и зловонной лужей растекалась по земле.
Оставалось лишь надеяться, что, когда выглянет солнце, все это безобразие истлеет и высохнет, как обещала Елизавета-Мария.
Я вернулся в дом, почистил сапоги, прихватил брезентовую куртку и трость и отправился на Леонардо-да-Винчи-плац. Избавиться от трупа сиятельного следовало незамедлительно, и все бы ничего, но Александр Дьяк еще и не думал приступать к ремонту.
– Тысяча извинений, Леопольд Борисович, – пробормотал он, потирая ладонями припухшее лицо, – просто не было времени. Сначала возился с зажигательными зарядами к ручной мортире, а потом не утерпел и занялся доработкой передатчика электромагнитных волн. И знаете – все готово!
– Это замечательно, – вздохнул я, – но мне срочно требуется броневик.
– Запаять радиатор несложно, нужен только инструмент. Обещаю – к обеду все будет сделано! – Изобретатель вышел из-за прилавка и запер входную дверь. – Леопольд Борисович, вы должны это увидеть!
– Что именно?
– Я присоединил к передатчику барабан, как у музыкальной шкатулки, расположив штырьки в предложенной вами последовательности. Горю нетерпением проверить его в действии!
– Боюсь, у меня сейчас нет времени… – попытался отказаться я, но владелец лавки был неумолим.
– Вы должны это увидеть! – повторил он и привел безотказный аргумент: – Леопольд Борисович, разве вам самому не интересно?
Проклятье! Мне было интересно, и еще как!
Я взглянул на хронометр и уточнил:
– Но к обеду броневик точно будет готов?
– Сделаю в лучшем виде! – пообещал изобретатель.
– Хорошо, я с вами!
Мы спустились в подвал, в дальнем углу которого меж сыпавших искрами электродов замерла тень полтергейста, и Александр Дьяк с гордостью продемонстрировал свой аппарат.
– Вот, смотрите, Леопольд Борисович! – указал он на цилиндр со штырьками двух видов, тонкими и потолще. – Электрический привод вращает вал с постоянной скоростью, спицы приподнимают планку и замыкают контакт, передавая либо точку, либо тире.
– Вы еще не испытывали его?
– Испытывал, но без подачи напряжения на передатчик. – Изобретатель посмотрел на меня и, словно извиняясь, произнес: – Даже не знаю, чего боюсь больше: успеха или неудачи. Я и вас-то позвал лишь для того, чтобы быть уверенным в объективности наблюдений. Это все настолько на грани антинаучной мистики…