Бессердечный
Шрифт:
– У вас, наверное, и ордер на обыск есть, старший инспектор Моран? – полюбопытствовал фокусник, и последние сомнения в том, виновен ли он, сразу развеялись.
Он смеялся надо мной! Просто смеялся!
Но я не выказал никакого раздражения и в ответ на прозвучавшую в вопросе издевку спокойно заявил, больше даже не для циркача, а для констеблей:
– Ордер не требуется в случаях, когда достоверно известно об удержании человека против его воли.
– Вы обвиняете меня в похищении? – мягко рассмеялся маэстро.
Он не сказал
– Почему сразу вас? – удивился я. – Вы один имеете сюда доступ?
– Разумеется нет! – объявил гипнотизер и хлопнул в ладоши. Из соседней комнаты появились три молодых человека. – Это мои ассистенты, Микки, Дон и Леон, – представил их маэстро.
– Тогда вам не о чем беспокоиться. Никто вас ни в чем не обвиняет, – пожал я плечами и приказал констеблям: – Приступайте к обыску!
– Стойте! Минуту! – потребовал фокусник. – Мои помощники вам здесь все покажут. – Он выделил каждому полицейском по ассистенту, а когда те начали осмотр помещения, вновь повернулся ко мне: – Могу я полюбопытствовать, кого вы рассчитываете тут отыскать?
Я внимательно посмотрел на него и со значением произнес:
– Елизавету-Марию фон Нальц.
– О, я читал об ее исчезновении! – тут же отозвался гипнотизер. – Такая трагедия!
– Мы найдем ее.
– Но почему именно здесь?
– Тайна следствия.
– Не подумайте, будто я сомневаюсь в вашей компетенции, главный инспектор…
– Старший инспектор.
Маэстро Марлини улыбнулся:
– Мне как человеку сугубо штатскому простительна эта ошибка, старший инспектор. Просто вас ввели в заблуждение. – Он подошел к столу, на котором стояла початая бутылка вина и ваза с фруктами, наполнил бокал и предложил: – Выпьете?
– На службе.
– Похвальное рвение! Дослужиться в столь юном возрасте до старшего инспектор, вероятно, было нелегко?
– Внешность обманчива, маэстро, вам ли об этом не знать? – без заминки парировал я, внимательно наблюдая за действиями констеблей. Те проверяли все коробки и ящики, где мог бы укрыться человек, и все же что-то в их перемещениях по комнате вызывало смутное беспокойство.
– А ваши очки? – вновь отвлек меня гипнотизер. – Первый раз такие вижу, позвольте взглянуть.
Рука против воли потянулась к дужке, но я вовремя остановил это движение и почесал щеку.
Маэстро Марлини рассмеялся:
– Надо заказать себе такие же.
– Вряд ли они пригодятся вам на каторге, – покачал я головой.
– А как же презумпция невиновности?
– Дочь главного инспектора полиции – не та персона, похититель которой может рассчитывать на снисхождение.
– Мне непонятно ваше ожесточение, – оскорбился фокусник. – У вас в этом деле личная заинтересованность… старший инспектор Моран?
– О да! – улыбнулся я, сообразив вдруг, что именно вызывает чувство неправильности происходящего. Центр помещения оставался свободным от ящиков, но и констебли, и ассистенты маэстро передвигались исключительно вдоль стен.
– Личная заинтересованность вредит делу, – наставительно заметил гипнотизер, явно в душе потешаясь над одураченным болваном.
Я ничего не ответил, только махнул рукой, подзывая полицейского, осматривавшего штабель коробов в дальнем углу.
– Констебль! Подойдите!
Постовой встрепенулся и поспешил выполнить распоряжение. Но двинулся он не напрямик, а опять же вдоль стен, словно центр комнаты преграждало некое препятствие, которое он обходил, сам того не осознавая.
– Слушаю, старший инспектор? – объявил полицейский, приблизившись.
– Какие успехи?
– Ничего.
– Продолжайте! – отпустил я его и повернулся к маэстро, который следил за нашим разговором с нескрываемым любопытством.
– Вы ничего не найдете, – уверил меня фокусник. – И на самом деле у вас нет никаких прав на обыск. Уверен, наш антрепренер уже вызвал адвоката. Советую покинуть цирк до его появления.
– Советуете? – негромко рассмеялся я и левой рукой выбрал из вазы с фруктами три некрупных апельсина. – Знаете, а я ведь одно время жил при цирке. Мой отец представлял интересы антрепренера. Разумеется, наша труппа была не чета вашему цирку, но в любом случае меньше всего мой папенька желал вмешиваться, когда у циркачей возникали проблемы с полицией.
– Это не лучшим образом характеризует вашего отца! – резко бросил маэстро.
– Боюсь, это общая черта всех законников. Они предпочитают дожидаться, пока ситуация разрешится сама собой. Вы уедете на гастроли, а им тут жить.
– Это угроза?
– Вовсе нет. Знаете, чему еще я научился в цирке?
Гипнотизер передернул плечами.
– Констебли закончили обыск, – заявил он. – Вам лучше уйти.
Я сделал вид, будто этой реплики не расслышал, подкинул в воздух сначала один апельсин, затем другой и третий и принялся жонглировать ими левой рукой.
– Правая у меня была тогда в гипсе, – сообщил я фокуснику. – Правой жонглировать я так и не выучился.
– Не понимаю, какое отношение это имеет к вашим обвинениям!
– Никакого, – ответил я; все мое внимание было приковано к взлетавшим в воздух и вновь падавшим в ладонь апельсинам.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. Этот немудреный ритм полностью захватил сознание и вогнал в транс. Разум очистился, во всем мире остались лишь оранжевые шары с холодными, слегка шершавыми боками. Они взлетали и падали, снова взлетали и снова падали.