Бессердечный

Вест Джейд

Я сомневался, что позвоню ему в ближайшее время.

В субботу Илэйн никуда не выходила. Я следил за ее местоположением, но на этот раз делал это с дивана в своей квартире, борясь с собственной паранойей из-за того, что она могла уйти куда-то без своего клатча. Я заставил себя держаться от нее подальше, проверяя деловую хрень, которую уже должен был подписать, а трекер рядом со мной продолжал пищать. В ту ночь я должен был быть со своей семьей, рассказывать отцу, как идут дела в империи, отойти от которой тому потребовалось десять лет. Мне ни в коем случае нельзя было рисковать возможной ответной реакцией,

отказываясь отвечать на его вопросы, как я делал со всеми остальными на этой неделе.

И все же я отменил наш совместный семейный вечер. Одним простым сообщением:

«Встретимся в другой раз. Обязательства требуют моего внимания».

Я не стал утруждать себя проверкой ответа. Меня не интересовало, что они хотели сказать.

Была только одна вещь, которая меня интересовала. Дневник Илэйн Константин. Я знал, что ждало ее этой ночью. Тристан.

Я знал, где это. Клуб «Душа» — еще один дешевый бар в Даунтауне и еще один дерьмовый концерт Синего Ястреба с ее лучшем другом слабаком, без сомнения гонящимся за членом Тристана.

На этот раз я не стал вызывать своего шофера.

Мое такси подъехало к клубу «Душа», когда концерт только начался. Я знал, что меня ждет. На этот раз мне не нужен был пропуск или быть в списке гостей, чтобы пройти мимо вышибал на входе, но пришлось пройти проверку безопасности на предмет наличия пистолета или другого оружия. Было чертовски странно чувствовать, как меня обыскивают вышибалы-неудачники — их руки так чертовски близко проходили от моей плоти.

Я уже четко составил план своего пребывания там и занял позицию глубоко в тени у края, в безопасности, вне поля зрения симпатичной белокурой мышки, когда она появилась.

Прошло добрых тридцать минут, прежде чем я первый раз увидел ее на противоположной стороне танцпола, повисшую на руке слабака, с улыбкой на лице. Ее широкая, яркая улыбка была достаточно поверхностной, чтобы заставить меня ухмыльнуться. Сучка вздрагивала каждый раз, когда кто-то приближался, поворачиваясь к ним лицом с широко распахнутыми глазами.

Она была напугана. Действительно чертовски напугана.

Мой пристальный взгляд был прикован к ней, когда начался концерт, и ее взгляд переместился к сцене. Там снова был тот придурок — скотина с рычащим голосом, который звучал так дерьмово, только в этот раз я ненавидел не его голос. Я ненавидел его.

Ненавидел то, как моя милая маленькая мышка смотрела на него снизу вверх.

Нельзя было отрицать этого, даже несмотря на то, что она напивалась пивом, джином и всем тем, что, блядь, доставлял ей этот слабак. Невозможно было отрицать очевидное.

Парень был огромным, свирепым, любящим металл мужиком с мускулами, которые перекатывались под футболкой. Его волосы были темными и гладкими, а глаза такими же глубокими, как и мои. Почти.

Этого было достаточно. Достаточно, чтобы моя маленькая грязная сучка захотела от него кусочек. Она хотела мудака с этой сцены.

За это мне хотелось его убить.

В этом не было никакого смысла, ни капельки. Мне должно было быть похуй, за чьим членом гналась одна из сучек Константин. Мне нужно было убедиться, что это подходящее место, чтобы прикончить ее, стереть с лица земли, покончить с этим и никогда

больше не думать о нуждающейся сучке, но я знал, что этого не произойдет.

Господи Иисусе, мне нужно было взять себя в руки.

Мне не нужно было быть в этом чертовом гребаном клубе, когда ее чертов трекер прислал сигнал на мой телефон. Я не должен был находиться рядом с ней. Не следовало думать о ней. Не следовало хотеть иметь с ней ничего общего, кроме ее кончины. Но все равно не мог остановить это. Я не мог остановить себя.

На протяжении всего выступления она болела за членоголового на сцене, и на протяжении всего выступления я стискивал при виде этого зубы. Я завелся еще больше, когда увидел кое-что похуже, чертовски хуже — то, как он глянул на нее через весь зал, когда поднял руки и сказал толпе «увидимся позже». Он смотрел ей вслед так же пристально, как она смотрела на него. Я мог бы перерезать ему горло, если бы не был лишен ножей, которыми мог бы сделать это.

Илэйн была в своем обычном состоянии опьянения, продолжая ночь и один за другим опустошая свои напитки. Следующим был придурок Синий Ястреб, и она была достаточно пьяна, чтобы прыгать по танцполу, не заботясь о том, кто, черт возьми, охотился за ней.

Глупая. Маленькая. Сучка.

Слабак танцевал рядом с ней, они оба прыгали под панк-рок-дерьмо придурка, когда я приблизился. Она даже не знала, что я надвигаюсь. Мне было все равно.

Это только заставило меня хотеть ее еще больше.

Я планировал выскочить и схватить ее, как только она покинет танцпол, когда этот придурок Ястреб пожелал толпе хорошей ночи, но у меня не было шанса. Не успела сцена опустеть, как слабак схватил Илэйн за руку и повел через двери за кулисы, и они вдвоем исчезли. Ушли и скрылись из виду.

Ни хрена себе. Я упустил возможность схватить и забрать ее.

Мне следовало уйти, а не использовать свое имя, чтобы расчистить путь к своей добыче, но я этого не сделал. Я бросился прямиком за ней, врезавшись в охранников, пока пробирался за кулисы.

— Отвалили от меня на хрен, — прошипел я им, но они не двинулись с места, просто скрутили меня и прижали спиной к кирпичной стене.

Им следовало бы знать, кто я такой. Следовало бы увидеть в моих гребаных глазах предупреждение, но нет. Они были чертовыми дураками, которые, блядь, не сделали этого.

— За кулисы вход воспрещен, — проворчал один дурак, и я набросился на него, ударив коленом в пах достаточно сильно, чтобы тот упал.

— Я Люциан гребаный Морелли, — прорычал я, поставив ногу ему на грудь, пока он извивался. — Я Люциан гребаный Морелли, и ты пропустишь меня за кулисы или будешь жалеть об этом до конца своей жалкой жизни.

Я знал, что слухи о моем присутствии распространятся. Не было ни малейшего шанса, что этого не произойдет, и последнее, в чем я нуждался — взбучка от моего отца в дополнение к тому дерьму, которое обрушилось на меня из-за отмены встречи. Мой отец был человеком стали и закона Морелли. Он не терпел дураков, даже когда эти дураки были кровными родственниками. Особенно, когда эти дураки были кровными родственниками. Черт возьми, помогите мне. Черт возьми, спасите мою проклятую душу. Но сейчас у меня не было на это времени.