Бессердечный
Шрифт:
Я не хотел «Буйных радостей» и клубного Дома, полного игр и грязи. Не хотел вызывать невинных маленьких сучек и разрывать их на части из-за своих прихотей.
Я хотел Илэйн Константин. Несмотря на то, что моя ладонь все еще была порезана, умоляя меня сдержать клятву, я хотел Илэйн Константин.
Это был самый безумный шаг, который я когда-либо делал, когда достал очки из внутреннего кармана пиджака и снял галстук, чтобы расстегнуть несколько верхних пуговиц рубашки. Это была самая рискованная вещь, о которой когда-либо думал — пройти
— Теренс Кингсли, — сказал я у стойки. — Я здесь, чтобы увидеть Илэйн Константин.
— Теренс Кингсли, — повторила женщина на стойке, когда двое охранников посмотрели в мою сторону. — Она ждет Вас?
— Да, — ответил я. — Пожалуйста, предупредите ее о моем визите, и я поднимусь в ее апартаменты.
Мои действия могли убить меня на месте. Охрана могла убить меня на месте.
Они этого не сделали.
Женщина улыбнулась и набрала номер Илэйн, а я ждал, смертельно хладнокровный, пока женщина говорила.
— К Вам пришел Теренс Кингсли. Он сказал, что Вы его ждете.
Я ждал.
Время, казалось, замерло, пока я ждал.
Вот оно снова, кипящее в глубине души, это запретное гребаное возбуждение, которое воспламенило мое сердце.
Женщина закончила разговор и одарила меня еще одной улыбкой.
— Илэйн сказала, что Вы можете подняться. Она на двадцать девятом этаже.
Интересно.
Интересно и волнующе, до самых чертовых глубин мой души.
— Спасибо, — сказал я и бросил последний взгляд на стол охраны, прежде чем прошел через фойе.
Поездка на лифте была долгой и медленной. Во рту пересохло, когда я вышел на верхнем этаже и направился прямо к входной двери Илэйн Константин. Потом трижды постучал костяшками пальцев, мой кулак все еще был поднят, когда моя хорошенькая маленькая сучка Илэйн открыла.
Она плакала.
Следы слез на ее щеках были свежими.
— Ты сумасшедший, — прошипела она, распахивая дверь. — Какого черта ты здесь делаешь? Ты что, сума сошел, мать твою?
Я молча протиснулся мимо нее, окидывая взглядом роскошь квартиры вокруг меня. Она была огромной, светлой и обезличенной. В ней почти не осталось следов индивидуальности.
— Я здесь, потому что я Теренс гребаный Кингсли, — усмехнулся я ей. — Я здесь, чтобы навестить маленькую проблемную сучку, которая вчера вечером чуть не облажалась в переулке с неудачниками.
Как и ожидалось, ее красивые голубые глаза-блюдца расширились.
— Ты действительно сумасшедший, — снова повторила она. — Тогда ты чуть не убил нас обоих, и это было достаточно глупо, но если бы кто-нибудь хоть на секунду подумал, что ты здесь… сейчас…
Она казалась другой.
Илэйн казалась другой.
Напуганной до совершенно нового уровня. Такого я в ней раньше не видел.
Именно тогда я посмотрел мимо нее на кофейный столик рядом с ее дизайнерским кожаным диваном. Именно тогда увидел смесь снотворных
И еще…
Нацарапанное письмо и авторучку, небрежно брошенную сбоку…
Я подошел достаточно близко, чтобы посмотреть, и взял одну из бутылочек. Диазепам (примеч. Транквилизатор. Препарат обладает седативным, снотворным, противотревожным, и амнестическим действием. Усиливает действие снотворных, наркотических, нейролептических, анальгетических препаратов, алкоголя). Полная баночка, которую я потряс в руке.
Маленькая фаталистическая сучка.
— Собираешься выйти из игры? — спросил я. — Так вот, как ты планируешь покончить со своей жизнью, чтобы сэкономить силы Братьям власти?
— Это нихера не связано с Братьями власти, — сказала она глупым, немного гнусавым голосом, скрестив руки на груди. — Я делаю то, что хочу, потому что хочу.
Но она лгала. Как и всегда.
Если бы она действительно — по-настоящему — хотела покончить с собой сегодня вечером, то сказала бы службе безопасности, что в фойе был наследник Морелли, и отбросила бы Теренса Кингсли, как ничто.
Она не хотела убивать себя. Она хотела меня.
Хотела меня с тех пор, как впервые увидела на балу в честь Тинсли Константин.
Мы уставились друг на друга, оба пылая от ненависти и злобы, накопленных поколениями наших семей. Каждый презирали все, за что выступал другой. Мы оба знали, что все, кроме кровной мести между нами, противоречило всему, за что мы выступали, как человеческие существа.
Я должен был рассмеяться ей в лицо и посмотреть, как она покончит с собой, наглотавшись таблеток, и помочь ей отправиться в мир иной.
Но я не сделал ничего. Просто смотрел. Кипящий. Кипящий и жаждущий. Кипящий и нуждающийся.
— Оставь меня, — сказала Илэйн мне, и на этот раз ее глаза вспыхнули новым приступом стыда. — Ты можешь спать сегодня ночью спокойно, зная, что я прощаюсь навсегда. Увидимся позже, придурок.
— Ты жалеющая себя сучка, ты знаешь это? — спросил я. — На самом деле, ты глупая маленькая девочка, которая должна знать лучшее, чем барахтаться в своей собственной яме дерьмового выбора.
— Спасибо за это, — огрызнулась она. — О, я приму к сведению твою мудрость, Теренс Кингсли?
Именно тогда Илэйн заметила мою забинтованную руку.
— Что это? — спросила сучка. — Ввязался в драку с каким-то уродом в своей империи преступного мира, не так ли? Большой, плохой Люциан Морелли повредил свою бедную руку? Попал под перекрестный огонь?
Я подошел к ней ближе и вдохнул ее запах.
— Почему ты такая грустная, наглая маленькая сучка? Что делает тебя такой грязной маленькой неудачницей, так сильно жаждущей собственной кончины?
Ее глаза наполнились слезами, хотя челюсти были крепко сжаты.