Бесштановый переворот
Шрифт:
Я принял важную позу и гордо заявил:
— Сама не видишь что ли? Я — жрец тюлюлюлистов! Нам положено так ходить. — Но, подумав, что перед такой лгуньей, конечно не зазорно нагло брехать, однако не стоит перегибать палку, добавил, — правда, не верховный жрец, а его заместитель.
— Что с того? Хоть помощник президента. А вещи Витьковы. — Она явно не собиралась расставаться с добычей.
— А я в милицию заявлю! — Я решил сменить тактику.
— Не смеши. Они тебя там только отдубасят резиновыми палками за хулиганскую наружность. Так что, послушай, милок, совет старого человека. Ступай своей дорогой, а я пойду своей.
И собралась уходить.
— Бабка, по-хорошему верни шмотки. Я ведь в свободное от жреческих дел время маньячу понемногу. — Я скорчил зверскую физиономию.
— А пошел ты! — Развернулась и пошла сама. В обратную сторону.
— Стой, старая! — Я засеменил вслед за ней. Обогнать не было никакой возможности, для этого пришлось бы продраться сквозь густые заросли крапивы и чертополоха. А хватать руками мародерку, ой, как не хотелось. — Я еще и с нечистым знаюсь. Не отдашь вещи, уволоку в преисподнюю!
— Не бреши. Не бывает. — В отличие от большинства сверстниц, старуха явно придерживалась материалистического атеизма. Говорила абсолютно спокойно, даже ходу не прибавила. Видимо, поняла, что, несмотря на все мои слова и непотребный вид, я не представляю опасности.
Тем временем впереди замаячил конец проулка. До выхода на улицу оставалось не более двадцати метров. Сия перспектива меня совсем не устраивала. Созрел план. Схватить бабку за руку и вместе с ней переместиться в параллельность. Естественно, я не собирался оставлять ее там. «Моргнуть» туда на пару секунд и обратно. Пусть тогда выбирает, что ей дороже: свои шмотки или вновь приобретенные. Но это лишь на крайний случай. Во-первых, не смотря на крепкий вид, у старушенции может оказаться слабенькое сердце, а, во-вторых, совсем не хотелось лицезреть такое обнаженное тело.?
Я переместился сам, пробежал метров десять, развернулся и вернулся.?
Бабка действительно была материалисткой. Своим глазам поверила безоговорочно. Застыла на месте. Рот начал понемногу открываться, решительная целеустремленность во взгляде уступило место удивлению с начавшим зарождаться ужасом. Дабы закрепить успех, я вновь переместился, два прыжка, и материализовался буквально в метре от старухи.
Звякнула выскользнувшая из цепких пальцев авоська. А бабка решила поиграть в статую. Застыла, словно изваяние. Ее дело.
— Так-то лучше. — Буркнул я, конфисковал собственные шмотки и рявкнул. — Дорогу!!!
Пенсионерка резко отстранилась и, не удержав равновесия, уселась прямо на куст колючек. Ей же лучше — быстрей очухается. Я не стал проявлять джентльменства и помогать бабке подняться. С гордо поднятой головой и шмотками подмышкой проследовал мимо. Вернулся на исходную точку, вновь переместился в Юпалтыну, дабы закрепить визуальную картинку Тюлюли, а то из-за неожиданных перипетий из башки вылетело определенное на глаз расстояние до княжеского строения, опять материализовался в родном мире и только после этого облачился с таким трудом добытые собственные вещи. И пока начавшая приходить в себя старушенция не создала мне новых проблем (из-за небольшого изгиба тропинки я ее не видел, но отчетливо слышал весьма нелестные и нецензурные эпитеты в свой адрес), быстро направился в сторону того места, которое должно соответствовать урочищу верховного жреца.
Прибыл. Такого совершенно не ожидал. Первоначальная задумка: дождаться ночи и нагрянуть в незваные гости в спящую Тюлюлю, оказалась несостоятельной из-за невозможности ее воплотить. Потребное мне место оказалось в центре городка на территории вещевого рынка. Огороженного и естественно запирающегося на ночь. Об этом красноречиво свидетельствовали трое массивных стальных ворот, расположенных в разных сторонах и украшенных табличками, гласящими о времени работы рынка. До 19–00. А после, скорей всего, уборка, вслед за которой прием объекта под охрану и оборону каким-нибудь ЧОПом. Естественно, ворота — на запор. И весьма вероятно на ночь выпустят собак. Распространенная практика.
Так что о том, чтобы затаиться в каком-нибудь укромном уголке и там дожидаться темноты не могло быть и речи. Обязательно обнаружат. И что делать? Вернуться ни с чем? А Пале сбрехать о выполненной миссии или даже сообщить о невозможности ее выполнения, мол, в нашем мире Тюлюля соответствует секретному военному заводу или зоне строгого режима? Только ради чего тогда все тяготы и лишения последних дней? В таком случае можно было бы спокойно где-нибудь отдохнуть, а потом «свистеть» с чистой совестью. И опять же проснулся этот не совсем здоровый азарт. И я решился…
Исчезать из толпы все равно, что с безлюдного места — никто не заметит. Главное не промахнуться. Я вернулся на то место, которое определил как соответствующее обиталищу Айяя. Узкая улочка торговых палаток. Народу — тьма. И удивляясь себе самому, напоследок попросил высшие силы о том, чтобы мой глазомер оказался точным, переместился.?
Попал или помазал, об этом можно судить двояко. Даже философски. С одной стороны, промахнулся напрочь, но, в каком-то смысле, угодил тютелька в тюльку, с точностью до метра. Как я раньше не подумал, что такое помещение обязательно должно быть у тюлюлюлистов? Короче, вместо княжеских покоев я оказался то ли в храме, то ли в молельном зале или как там еще у них называется это место. Это, насчет промазать. А точное попадание заключалось в том, что я стоял аккурат на пьедестале. Насколько знал, что-то вроде алтаря. Всегда пустующего. Предназначенного для Стыдливого Бога. У подножия которого тюлюлюлисты веками молились о том, чтобы божество снизошло до них, грешных.
Молились и в данный момент. Наверное. До моего появления. А теперь воцарилась мертвая тишина. Про такую говорят, что можно услышать жужжание пролетающей мухи. Насекомых не было. А если и были, то молча и бесшумно попадали. Абсолютная тишина. Как в вакууме. И никаких шевелений. Молящиеся явно даже дыхание затаили, или его у них перехватило. Немая сцена, по сравнению с которой ревизоровская — шумный балаган.
Не поворачивая головы, я осмотрелся. Народу — море. Огромный зал битком набит. Не было ни времени, ни желания пересчитывать паству, но даже по самым приблизительным и скромным прикидкам — не менее тысячи укутанных с головы до ног почитателей Стыдливого Бога.
Итак, что имеем? Не обо мне речь. Я-то, что? Жертва. Стечение обстоятельств и неимоверные совпадения привели меня на данный постамент. А вот, как все выглядит с точки зрения тюлюлюлистов? Они изо дня в день молились, чтобы снизошел, и, наконец, соизволил. Да еще и в таком виде. Совсем неожиданном. Они-то от рождения до смерти кутаются таким образом, чтобы из-за одеяний нельзя было рассмотреть не только оголенную кожу, но и даже форму тела. И искренне считают, что это пожелание Стыдливого Бога. И не являлся он им до сих пор лишь потому, что считал рвения своих почитателей недостаточными. И тут — нате! Конечно, шок. Такой поворот жизненных устоев и мировоззрения похлестче, чем разочарование в торжестве коммунистических идей.