Бессилие власти. Путинская Россия
Шрифт:
Это в решающей мере объясняется тем, что кадровый подбор в системы управления осуществляется не на профессиональной основе, а на откровенно субъективных предпочтениях. Самые высокие должности занимают крайне слабо подготовленные люди, часто циники и откровенные карьеристы, усвоившее только одну заповедь: преданность тому, кто «подарил» должность. Такой подход неминуемо оборачивается бедой – управляющая система на стадии деградации. Активная личная деятельность президента и премьера не в состоянии придать нужный динамизм этой мертвящей, предельно бюрократизированной системе. Да что они могут сделать лично в огромной стране, если не сумели создать единую управляющую систему из высокопрофессиональных специалистов?
Отметим, мало кто был готов к тому, что с конца 90-х – начала нового десятилетия XXI в. так стремительно повысятся цены на нефть. Хотя многие аналитики предполагали, с точки зрения технологических и производственных тенденций в мировом развитии, что, возможно, цены на энергоносители будут изменяться, и скорее всего в направлении роста. Но с таким же основанием другие авторитеты говорили, что полоса низких цен затянется надолго, до «нового технологического уклада», который якобы наступит в будущем. Но цены на нефть быстро пошли вверх, они буквально спасли Россию от распада. Но сегодня нет уверенности в том, как долго продлится эра высоких цен. Некоторые аналитики обоснованно предсказывают низкие темпы роста мировой экономики, в том числе США и ЕС, стагнацию в Японии; возможен спад роста китайской экономики. Представьте, что иссякнет этот денежный поток, с чем останется страна? Она останется с тем, что было в 90-е гг., потому что практически мало что изменилось в истекшее десятилетие с точки зрения диверсификации экономики, сельского хозяйства, достижения ее сбалансированности, создания производственной инфраструктуры, строительства дорог, доступного населению жилья и т.д. Пока что строятся только глобальные трубопроводы, соединяющие отечественные добывающие регионы с мировыми центрами потребления нефти и газа. В результате Россия устойчиво продвигается в разряд стран, обслуживающих потребности глобальных ТНК в развитых и быстро развивающихся странах мира. Уже обнаружились два центра реального давления на Россию с точки зрения зависимости от поставок энергоносителей: ЕС и Китай. Но они зависят от нас, а мы зависим от них.
Распад страны, который мог стать реальностью в конце 90-х – начале нового десятилетия, полностью был обусловлен господством ельцинизма. Августовский дефолт (1998) был не просто экономическим или финансовым кризисом – это был глубокий, органический кризис управляющей системы самого ельцинского недогосударства, реальное свидетельство его перерождения, предельного упадка. Два фактора спасли тогда страну от возможного распада – это, во-первых, реальное повышение мировых цен на нефть, газ, металлургию, лесопродукты – что принесло казне огромные доходы; во-вторых, приход к власти Владимира Путина. Если бы ельцинизм сохранился в его «классической» форме, то даже те большие деньги не спасли бы ситуацию. Они бы улетучились, их бы растащили, а количество миллиардеров было бы в 3–4 раза больше, чем сегодня, и они бы «распилили» эти денежные поступления так же, как они это успешно делают сегодня. Но тогда решающую позитивную роль сыграл президент Путин. Однако, похоже, со временем все вернулось к временам прошлой эпохи – к «потерянному десятилетию». Современная управляющая система неадекватна, а в стране реальный застой. Вот здесь – то есть в экономической политике, системе экономического управления, кадровых решениях – главная проблема страны. И эту проблему надо видеть в ее реальном измерении.
Надо реально видеть, что происходит в мире, в сфере международных экономических отношений. Повсюду идет поиск новых стратегических подходов к экономике в связи с глобальным кризисом; последний показал несостоятельность старых, догматических неолиберально-монетарных моделей развития. Отметим: первые признаки серьезного кризиса неолиберально-монетарной концепции и модели «Вашингтонского консенсуса» обнаружились еще в ходе Азиатского кризиса (1997); кстати, тогда известный экономист, лауреат нобелевской премии Дж. Стиглиц прямо заявил: «Зачем нам нужен Международный валютный фонд, который своими рекомендациями ввергает мир в кризис?» Очень интересно, что, выступая в Малайзии, в Куала-Лумпуре, накануне кризиса в этой стране (и группе АСЕАН), тогдашний президент МВФ хитроумный Мишель Камдессю заявил о том, что «Малайзия, как ни одна другая страна, устойчиво движется к своему непрерывному процветанию». А через три дня разразился пресловутый Азиатский кризис в Малайзии и в целой группе АСЕАН. Вот тогда Стиглиц и потребовал ликвидировать МВФ. В свою очередь, малазийское правительство вообще закрыло отделение МВФ в этой стране, и ей первой удалось выйти из кризиса, сделав решительный шаг в направлении экономической активности государства, отказавшись от доктрины «Вашингтонского консенсуса».
Следующий кризис, уже мировой, разразился в 2001–2002 гг., но он оказался как бы в тени печально знаменитой «Великой американской трагедии» 11 сентября 2001 г. Все внимание мировой общественности было обращено на это событие. А мировой кризис оказался в забвении, к тому же президент Буш начал войну в Ираке, стало «не до экономики».
И вот, наконец, грянул глобальный финансово-экономический кризис в 2008 г. По утверждению большинства известных экономистов и политиков, этот кризис поставил под сильнейшее сомнение существующую модель капитализма в рамках неолиберально-монетарной экономической идеологии в целом. Сегодня повсюду на Западе отказались от этой модели, идет поиск новых типов экономической философии, возвращаются кейнсианские идеи с ударением на государственное вмешательство. Повышенное внимание уделяется «пекинской модели», рассматриваемой как антипод «вашингтонской модели» (все еще доминирующей в политике сегодняшней России). Однако Россию эта интеллектуальная ревизия экономической политики не затронула.
Наша проблема в том, что вся гигантская управляющая система «настроена» на продолжение строительства того типа паразитарного капитализма, взращенного ельцинизмом, который повсюду в мире остался в прошлом, если не иметь в виду некоторые очень бедные страны. Поэтому, чтобы изменить отечественный капитализм, надо прежде осуществить модернизацию управляющей системы, развернуть активную деятельность по подбору новых кадров во все высшие институты власти и управления; это должна быть своего рода управленческая революция. При этом противопоказано искать кадры в олигархических менеджерских структурах или в самой системе власти – они развращены, несамостоятельны и слабы профессионально.
У миллиардеров, как иностранных, так и отечественных, жадность и алчность абсолютно безграничны. Поэтому современное государство, конечно, должно строить свои отношения с крупным бизнесом на жестких, деловых принципах, без заигрываний и льгот за счет общества. Условия для действий частных предприятий должны быть одинаковыми, открытыми и честными, их права, безусловно, должны быть защищены законом. Но если крупные капиталисты не хотят вкладывать инвестиции в развитие, не хотят платить большие налоги – пусть уходят из бизнеса – беды здесь нет. На их место придут сотни и тысячи других, более предприимчивых и законопослушных. Зачем цепляться за этих людей, которые – перед и в условиях кризиса – показали свою полную несостоятельность? Многие из них обнаружили неэффективность и на Западе, в том числе и в силу того, что неолиберально-монетарная идеология, отвечающая исключительно интересам крупного бизнеса, способствовала упадку менеджмента повсюду: в Америке, в Европе, в Японии, в Азии; а у нас, в России – тем более; умение мошенничать – это не признак успешного менеджера.
Речь идет о новой роли государства как универсального регулятора социально-экономических процессов. В конце XIX в. немецкий экономист Вагнер предсказал, что в эпоху ускорения научно-технического прогресса и усложнения производства неизбежно усилится экономическая роль государства. Его идеи стали называть «законом Вагнера». А эпоха, о которой он писал, уже наступила – информационные технологии настолько усложнили производство, что капиталистические предприятия, даже самые крупные, не могут с ним правиться без помощи государства. Яркие примеры этого: катастрофы «ВР» в Мексиканском заливе, на Саяно-Шушенской ГЭС в Сибири и др. Рост роли государства должен проявиться, в частности, и в обеспечении большего равенства и справедливости, – то есть в поддержке требований трудящихся о справедливом распределении национального дохода, укреплении социальной политики, возвращении государству всего объема его социальных функций. Все чаще видные экономисты, да и не только они, но и философы, естественники и др., в разных странах обоснованно утверждают, что ныне общество не будет соглашаться с тем, что какая-то горстка крупных предпринимателей и банкиров контролирует сотни миллиардов долларов, причем регулярно ввергая общество в кризисы, – а расплачиваться за их разорительную деятельность приходиться народам.
Борьбу с коррупцией из сферы риторики надо перевести в область принятия конкретных действий в отношении должностных лиц. Они хорошо известны. Президент Д. Медведев сурово критикует (!) коррупцию. Россия ратифицировала Конвенцию ООН по борьбе с коррупцией. ООН планировал создание специального международного механизма по аресту и возврату собственности, нажитой коррупционным путем. Ряд стран, однако, выступили против формирования такого механизма – Зимбабве, Бирма, Нигерия и... Россия. На лондонском саммите (2009) 20 ведущих экономических держав, по настоянию президента Барака Обамы, в резолюцию был введен пункт, открывающий информацию о компаниях, действующих в офшорах (почти весь крупный российский бизнес укрывается в них). Однако российская делегация почему-то выступила против этого решения. Не странно ли все это? Это и есть капитуляция власти перед большим бизнесом, деятельность которого, мягко говоря, не соответствует общественным целям.
Предельная либерализация российской экономики странным образом сочетается с рядом факторов, которые деформируют экономическую, финансовую и социальную системы: а) очевидным альянсом высшей политической бюрократии и доминирующими собственниками крупных корпораций и банков; б) отсутствием конкуренции: в) бесчисленными вторжениями в сферу предпринимательства правоохранительных органов, местных властей и криминальных групп, часто инициируемых самими предпринимателями; г) рэйдерством; д) колоссальной коррупцией на всех ступенях власти. Это и есть признаки деградации экономической системы, поскольку она не имеет механизмов «очищения» от элементов разложения.