Бессильная
Шрифт:
* * *
Китт не перестает кашлять с тех пор, как мы прибыли в Лут.
— Чума, как же здесь воняет. — Он подавляет кашель, пытаясь прочистить легкие от густого воздуха. — Проклятье.
Я фыркаю, наблюдая за тем, как он осматривает свое новое окружение, все еще пытаясь осознать все это. Его взгляд пробегает по разбитым торговым телегам, разбросанным по Луту, все они украшены выцветшими знаменами или порванными вывесками. Он рассматривает разваливающиеся здания и магазины на широкой улице, наблюдая за тем, как его люди заходят и выходят из них.
Он
Я поднимаю руку и натягиваю кепку на голове Китта. Я достала ее и поношенную рубашку, чтобы он мог надеть ее, хотя сомневаюсь, что кто-то обращает на нас внимание. Он отвечает мне добрым жестом, с усмешкой натягивая мою кепку на глаза, а серебристые прядки волос падают мне на лицо. Я вздыхаю и поправляю кепку, улыбаясь во весь рот, и веду его дальше по улице, уворачиваясь от смеющихся детей, которые носятся вокруг наших ног.
Китт пытается впитать все это, впитать каждый кусочек Лута. Каждый выцветший баннер, каждый человек, столкнувшийся с нами на людной улице. Вот Вейл творит магию для нескольких зрителей, завораживая толпу и используя свою силу, чтобы заработать несколько серебрушек. В этой части трущоб Оборонительная Элита всегда хорошо себя чувствует, выделяясь среди множества Приземленных жителей.
Я наблюдаю за Киттом, пока он заглядывает в небольшие переулки и улочки, отходящие от Лута, и мельком вижу импровизированные палатки и бездомных, ютящихся в них. Он застывает при виде одиноких маленьких детей, пробирающихся между телегами, руки которых так и чешутся выхватить какую-нибудь еду.
— Их выпорют, когда поймают, — говорю я категорично.
Его взгляд устремлен на меня. — Когда их поймают?
— Да. Когда. — Я вздыхаю и продолжаю вести его по людной улице. — Маленькие безрассудны и слишком нетерпеливы, чтобы быть хорошими ворами в этом возрасте. А поскольку большинство Элитных в трущобах — Приземленные, их способности, скорее всего, не помогут им выжить. Я бы знала.
Я останавливаю нас перед кровавым столбом, стоящим в центре Лута, где бьют и воров, и преступников. — Вот где ваши Имперцы накажут этих детей за их преступления. — Я дергаю головой в сторону стражников, выстроившихся вдоль улицы, которые сейчас сканируют толпу в поисках следующей жертвы.
Китт подходит ко мне ближе, сокращая расстояние между нами. Его зеленые глаза блестят от эмоций, которые он не пытается скрыть. — Ты когда-нибудь...
— Да. Когда-то я была одной из тех детей. И не один раз. И у меня есть шрамы, чтобы доказать это. — Полосы вдоль моей поясницы, кажется, покалывают при упоминании и воспоминании о них. Он смотрит на меня с такой болью, с такой жалостью в глазах, что впервые после нашей прогулки в саду я не могу выдержать его взгляда.
Поэтому я оттаскиваю его, прежде чем он успевает сказать еще хоть слово. — Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.
Я тащу его по улице, крепко держа за руку, чтобы он не увяз в толпе. Никто не обращает внимания ни на будущего короля, идущего среди них, ни на Обыкновенного, ведущего его на виду у всех.
Я останавливаюсь в конце знакомого переулка. Мой маленький импровизированный дом все еще стоит в углу, и я потрясена, обнаружив его нетронутым. Горько-сладкие воспоминания всплывают на поверхность моего сознания, когда я делаю шаг к барьеру из мусора и ковров, который я знаю как Форт.
Китт внезапно оказывается рядом со мной, его рука касается моей, когда он оглядывает курган. — Вот где ты спала. — Это не вопрос.
— Дом, милый дом, — шепчу я, удивляясь тому, как напряженно звучит мой голос.
И вдруг мое лицо оказывается в его руках, а его голос приобретает мягкую суровость. — Мне так жаль. Мне очень жаль, что тебе пришлось так жить. — Он вздыхает, и его глаза ищут мои. — Спасибо. Спасибо, что показала мне это. Лут. Мой народ. — Он делает паузу. — Ты. Спасибо, что доверила мне подробности о тебе.
У меня перехватывает дыхание, когда чувство вины снова наваливается на меня, заставляя меня бороться за то, чтобы мой голос оставался ровным, когда я говорю: — Нет, спасибо, что доверился мне, Китт.
Глава 47
Пэйдин
— Почему он так долго? Чума, здесь холодно. — Я стучу зубами от нехарактерного для этой ночи холода, и моя тонкая рубашка почти не мешает прохладному ветерку целовать мою кожу.
— Терпение, принцесса, — бормочет Ленни рядом со мной. Я отталкиваю его с раздраженной улыбкой еще до того, как слова слетают с его языка. Он подавляет желание толкнуть меня в ответ, и я злобно ухмыляюсь, искушая его сделать именно это.
И в тот момент, когда я думаю, что ситуация становится интересной, дверь распахивается.
— Извините, что прерываю вашу драку, но здесь довольно прохладно, и вам двоим стоит зайти в дом, пока вы не простудились. — В голосе Калума звучит веселье, когда он отходит в сторону, чтобы пропустить нас в дом.
Мой дом.
Мы проходим в кабинет и спускаемся по скрытой лестнице в подвал. Я бывала здесь несколько раз с той ночи, когда впервые решилась вернуться в свой дом, и уже успела отвыкнуть от вида кабинета моего отца. Призраков стало меньше, но до исцеления еще далеко. Наверное, даже травма устает от бесконечных мучений, хотя бы ненадолго.
Глубокий, дразнящий голос встречает меня, когда я добираюсь до подножия лестницы. — А вот и она.
Я машу рукой Финну, который сидит, скрестив лодыжки на столе и заложив руки за голову. Он ухмыляется в ответ, и мой взгляд падает на Лину, которая сейчас лежит на полу, заваленном картами.
Помимо того, что они являются разными лидерами Сопротивления в Илье, я узнала, что у каждого из них есть своя цель, свой вклад в общее дело. Лина — талантливый художник, и все наши подробные карты — ее заслуга, а Финн занимается разработкой кожаных доспехов и масок. Ленни — их глаза и уши в замке, а Мира — Глушительница, что делает ее безусловно ценной.