Бесславный
Шрифт:
Он даже скучал по жизни в неведении. Эти дни невероятного комфорта, когда в мире была логика, и любую проблему можно было решить, забравшись к маме на колени, и она всегда целовала там, где бо-бо. Тогда он мечтал стать подростком. Он говорил себе, что когда начнет работать, станет мужчиной.
Ну, иногда так и было. Иногда, он чувствовал себя таким же древним, как Ашерон, который жил уже больше одиннадцати тысяч лет. Но иногда он хотел прибежать к маме за утешением.
Сейчас был очень странный период в его жизни. Он застрял между детством и взрослой жизнью. Его
И в то же время, он не мог представить, как в его возрасте можно заботиться о малыше. Удивительно, как его мама вообще не сошла с ума. Кроме того, он был вечно болеющим ребенком. Первые два года его жизни он провел в госпиталях со всеми возможными странными болячками.
«Потому что ты сын демона».
И он знал это теперь. Его человеческая часть боролась с отцовским ДНК. А демон в нем пытался убить человеческую часть.
Как его мама встретила такое создание, как его отец? Об этом она отказывалась говорить. Хотя она и не критиковала его.
«К лучшему или худшему, он твой отец, Ник. Семья есть семья, не смотря на все».
И его мама была твердо убеждена в этом. Он встречал своего отца лишь пару раз в своей жизни, во время визитов в тюрьму. Его единственным нормальным воспоминанием о том, когда в ему было десять лет и отец жил с ними целых три месяца, после того, как кто-то сглупил и досрочно освободил его.
Как в каком-то Голливудском фильме, отец напивался и поколачивал их, какой-то из его сокамерников уговорил его ограбить банк. Во время ограбления отец жестоко забил на смерть четыре человека, уверяя что это демоны пытались убить его. Тогда это казалось глупостью.
А теперь, не очень. Наверное, демоны и правда пытались достать его.
Вместо того, чтобы ссылаться на невменяемость или бороться за себя, отец признал вину и направился прямиком в Анголу. Примерно через год, как раз перед одиннадцатым днем рождения Ника, отец был ранен в огромном восстании. А еще он убил охранника. И это гарантировало, что его никогда больше не выпустят досрочно.
Вот так семья.
Но Ник не верил, что кровные узы создают семьи, или что отцовское ДНК должно определять, кем он станет. По его словам, семью ты выбираешь сам. Это люди, которых ты любишь и которые любят тебя в ответ, те, кому ты можешь позвонить посреди ночи, и они примчится к тебе без жалоб. Только они имели значение. Только с ними стоило считаться. Он считал, что его семьей были мама, Меньяра, Кириан, Роуз, Лиза, Бабба и Марк. А Ашерон был странным дядюшкой, которого никто не понимает. Калеб был язвой— двоюродным братом, который тебе все равно почему-то нравился.
А Коди жила в особом месте в его сердце, принадлежащему только ей.
Может быть, он так чувствовал, потому что кроме мамы не знал других кровных родственников. Он никогда не видел дедушку и бабушку. Ближе всего он видел их, когда они проходили мимо в торговом центре на Рождество в прошлом году. Его мама в магазине пригнулась, а Меньяра рассказала ему, кто они были такие , и почему мама так расстроилась и не хотела быть замеченной. Сейчас, он даже не помнил, как они выглядели. Он не узнает их, даже если наткнется.
— Ник?
По дороге к трамвайной остановке он становился, услышав свое имя, но не мог узнать голос. Обернувшись, он не увидел никого, кто бы мог звать его.
«Пожалуйста, пусть на меня не нападут мортенты, когда я один».
Калеб убьет его за подобную глупость.
— Ник! – машина отъехала, и тогда он увидел, что Джилл бежит к нему и машет рукой.
Что же в Джилл заставляло его себя чувствовать некомфортно? И это не было похоже на волнение, которое он испытывал с Коди. Он нервничал рядом с Коди, потому что мог думать только о том, как хороши ее губы на вкус. И его тело раскалялось от гормональной перезагрузки, прежде чем он мог заставить себя думать о чем-то другом. Но Джилл его вовсе не привлекала. Так что же в ней вызывало у него отвращение?
«Дай ей шанс, Ник. Она нервничала в свой первый день… как и ты».
Правда. Кроме того, у него была еще куча подобных дней. Так что не нужно из-за этого настраиваться против нее.
— Привет, Джилл, — сказал он, когда она остановилась напротив него.
Она широко улыбнулась.
— Я не знала, что ты здесь живешь.
— А я и не живу. Я пришел проведать Брайнну.
Ее лицо побелело.
— Девочка, которая наделала все эти ужасные фотографии с животными?
— Нет, — огрызнулся он. – Девочка, которую подставили. Фотографии были смонтированы.
Она даже надулась на него.
— А я другое слышала.
«Продолжай болтать, малышка, и ты точно вызовешь у меня отвращение».
И серьезно разозлишь его.
— Ага, а вот теперь послушай меня. Я там был и могу сказать тебе, что они фальшивка. Это очевидно. Брайнна никогда подобным не занималась и не станет заниматься.
Она улыбнулась.
— Ну как скажешь. Я ее не настолько хорошо знаю, чтобы комментировать.
— Ну тогда ты ее не настолько хорошо знаешь, чтобы разносить лживые слухи.
Джилл несколько секунд помолчала.
— А это верно. Никогда об этом в таком ключе не думала.
— Ну, знаешь, мне не нравятся сплетни, — слишком уж их много гуляло о нем и его маме. – Как говорит моя мама – великие умы обсуждают идеи. Средние умы осуждают события. Скудные умы обсуждают людей. А жизнь слишком коротка, чтобы волноваться, что сделали или не сделали люди. Следи за своей жизнью, а не за их, потому что только тебе предстоит ее пережить.
— Ух ты, глубокая мысль. Ты что студент-стипендиат?
Он ненавидел этот вопрос. В теории, заработать достаточно высоких оценок, чтобы получить стипендию должно быть честью. Но каким-то образом его одноклассники повернули это так, что стипендиат не может себе позволить учиться в Св.Ричардсе, и ему нечего там делать, потому что он безполезен.
— Да, я один из стипендиатов.
— Круто. Я и мой брат поступили в школу в том году, но не смогли получить стипендию. Хотя мы и пытались дважды.
Он почувствовал себя ужасно.
— Прости, Джилл.