Бессмертие
Шрифт:
Как багор, медленно погружаемый в темный омут, щелелет вошел в треугольник станции. Задний обзор сразу заволокло кромешной мглой, как будто омут был наполнен черной краской, вбирающей в себя без остатка любой свет, любую информацию.
Ярт не высказывал предположений о том, что их ждет. С момента его пленения изменилось очень многое, даже внешний вид щелевой станции.
Рай Ойю подплыл к Корженовскому и свернулся калачиком.
— На этом участке можно найти мир Патриции. Будь у меня возможность, я бы выполнил свои обязательства. Но для этого надо скопировать
На борту не было техники для копирования.
— Каким образом? — спросил Корженовский.
— Как-нибудь справлюсь, — улыбнулся Рай Ойю. — Закрой глаза, пожалуйста.
Открыватель Врат даже не коснулся его. Несколько секунд по голове и туловищу Инженера разбегалось тепло, затем все кончилось. Корженовский открыл глаза и не заметил никакой разницы.
— Просто копия, — тихо произнес Рай Ойю.
Прямо по курсу вдруг раскололась тьма, и они увидели сегмент Пути километров в триста длиной. Он упирался в неяркое сияние — круг диаметром не меньше пятидесяти километров, с зубчатой кромкой. Трубчатый отрезок Пути перед ним был целехонек и привычно отливал бронзой.
«Дальше нас не пустят, — предупредил ярт. — Это барьер для защиты командования».
Ольми сбросил скорость до нескольких сот километров в час.
«Встречающая делегация?» — спросил он ярта.
«Удивительно, что командование отправилось так далеко (к югу)».
Щелелет уже еле полз. Впереди все закрывал собой черный круг; из его центра к поверхности Пути устремились изящные зеленые дуги.
— Похоже, нас заметили, — произнес Ольми.
Дуги поднялись и аккуратно опутали корабль. По ним от круга двинулись десятки прозрачных сфер около полутора метров в диаметре; каждая несла в себе черное пятно, точно каплю чернил.
— Силовые линии или их аналог, — промолвил Корженовский. — Ярты смогут говорить с нами?
— Они не знают ни одного из наших языков, — ответил Ольми.
В ту же минуту пульт заговорил:
— Мы приветствуем посланников командования потомков. Просим пересесть на наше транспортное средство.
— Английский, — сухо прокомментировал Корженовский. Приветствие повторилось на испанском, затем на искаженном греческом, еще — на языке, отдаленно схожем с китайским… Потом пошла совершенная тарабарщина.
Как только пульт умолк, пузыри построились вокруг щелелета в концентрические круги.
Ольми ощутил, как ярт снова берет власть над его движениями.
Ярт послал к барьеру радиосигнал, затем отправил Ольми в прозрачный нос щелелета и велел ждать.
Одна из зеленых дуг ярко разгорелась и осветила нос корабля. Вокруг Ольми появились светящиеся шары вроде огней Святого Эльма; он задергался всем телом, как в конвульсиях. Когда Инженер преодолел половину расстояния до друга, огни погасли. Ольми повернулся к Корженовскому с благодарной улыбкой.
— Проверка, — сказал он. — Нам еще не совсем доверяют.
— Все в порядке? — спросил Корженовский.
— Пока да.
— Большой шаг вперед. — Корженовскому показалось, что Рай Ойю произнес это с насмешкой.
— Снимите корабль со щели, — пришла команда на английском.
Ольми подошел к пульту и велел щелелету отсоединиться.
— Пересядьте в ближайшую к люку сферу.
Они надели ранцы и встали возле люка. Когда тот открылся, пузырь увеличился примерно до четырех метров в диаметре и с шипением присосался к борту вокруг люка. Черное облачко у него внутри образовало платформу с перилами.
— Наш фаэтон. — Вслед за Ольми Корженовский шагнул на платформу.
Их окружило тихое шипение, в лица дунуло прохладным воздухом, слегка пахнущим влагой и сладостью, как молодое пиво. Пузырь оторвался от корабля (дыра в нем мгновенно затянулась) и понес своих пассажиров по зеленым дугам к самому центру барьера. В этом месте из-за добавочного бремени яртской информации щель была нетипичного ядовито-оранжевого цвета; на серо-черную поверхность барьера падал слабый отблеск.
Четыре зеленые дуги обхватили щелелет и потянули к стенке Пути. Не без грусти Ольми смотрел на удаляющийся корабль — единственную ниточку, связывавшую их с Гекзамоном. Судя по выражению лица Корженовского, надменно сложившего руки на груди, Инженер смирился не до конца. Он разглядывал невзрачную поверхность барьера, к которому приближался пузырь. В его глазах не было почти ничего от Патриции, как будто ее время кончилось, и она ушла куда-то в глубь разума.
Рай Ойю положил руку ему на плечо.
— В молодости, — проговорил он, — мы бы назвали это приключением.
— В молодости, — возразил Корженовский, — я больше любил приключения мысли.
Барьер поглотил их вместе с пузырем, и они вновь очутились во мраке. Ольми было бы куда спокойнее, если бы ярт не молчал. Но тот после проверки как воды в рот набрал, хотя Ольми ощущал его присутствие, как устрица чувствует в себе песчинку…
Но вот путешествие через барьер закончилось, и все, что принадлежало человечеству, осталось позади. Пузырь повис над широкой площадью цвета лиственного леса. В нескольких сотнях метров впереди площадь соприкасалась со стеной — тоже зеленой, но посветлее. Потолка, по всей видимости, не было, только бледная, невзрачная пустота.
— Сейчас вы будете говорить с командованием, — произнес бестелесный голос в пузыре.
— Превосходно! — Корженовский на миг сжал губы в тонкую прямую линию. — Давайте начнем.
Зеленая стена раздвинулась, как занавески, и пузырь вошел в проем. Только теперь Ольми почувствовал реакцию ярта. Казалось, тот изменил свою форму, перетасовал точки соприкосновения с психикой человека.
— У моего спутника-завоевателя — великий день, — сказал Ольми. — День отчета.
Они прошли по просцениуму, окаймленному двумя рядами одинаковых скульптур, этакая абстрактная хромированная версия скорпиона. Длинные хвосты (или животы?) упирались в зеленый пол, поддерживая блестящие туловища; ноги выпрямлены, клешни вскинуты в официальном салюте.
Вокруг этих фигур плавали оранжевые и зеленые светящиеся шары величиной с кулак.
— Кто это? — Корженовский указал на скульптуры.
— Не знаю, — ответил Ольми. — Что-то мой гид приумолк.