Бессмертные
Шрифт:
– Или я просто убью его, и вот тогда… поедем по своим мирным делам, – спокойно дополнил убийца.
Вельмира подсела ближе к Деаринду и едва ощутимо коснулась его плеча.
– Зачем тебе это? – спросила она, с тревогой и непониманием глядя на убийцу.
Деаринд опустил взгляд и нахмурился, думая над ответом.
– Я… – он запнулся, перебирая свои мысли. – …думаю, нельзя никому позволять становиться бессмертным.
Феорис поднял на него вопросительный взгляд. Деаринд продолжал:
– Мир меняется лишь благодаря тому, что всякая жизнь завершается смертью. Смерть – это стимул. Если мы перестанем умирать, то нам не к чему будет стремиться и нечего бояться, мы пресытимся своей бесконечной жизнью и всеми её благами, а затем наше бессмертие станет нас утомлять.
– Но речь ведь о бессмертии достойнейших из людей, а не обо всех подряд! – оспорил Феорис.
– Да? – в голосе Деаринда слышалось явное недовольство. – И кто будет выбирать этих «достойнейших»? Ты? Я? Или лорды, которым старик продаст свои секреты? Скажи мне, Феорис, когда в истории человечества великие идеи и великое оружие попадали в руки хороших людей и задерживались там хоть на какое-то время?
– Ну, к примеру… – Феорис запнулся, размышляя над словами убийцы, но так и не нашёл, что сказать.
– О том и речь, – утвердительно произнёс Деаринд, завершая свою мысль. – Поэтому при встрече с этим стариком я не буду долго ждать с приговором – у тебя, скорее всего, будет две минуты, чтобы убедить меня не разрубить его на куски.
– А если бы я сказал тебе, что смогу с помощью этого старика воскресить Рогеля? – загорелся вдруг Феорис.
Вельмира внимательно слушала диалог, и теперь с особенно трепетным ожиданием посмотрела на Деаринда, желая увидеть в нём искру человечности, пробуждение светлой памяти о друге или хоть что-нибудь положительное. Убийца заговорил неуверенно:
– Рогель… был одним из лучших людей, каких я знал.
В этот момент лёгкое и едва ощутимое, но ядовитое по своей природе чувство обиды и ревности промелькнуло у Вельмиры. Она подумала: «Он сказал «одним из лучших» о Рогеле! Он никогда ни о ком так не говорил. А сказал бы он то же самое обо мне? Ведь «один из» означает, что в их числе могу быть и я. Хотя куда мне до лучших… даже до хороших…» – и так предалась она своим собственным мыслям и сомнениям, утратив внимание к разговору между алхимиком и убийцей. Тем временем Деаринд продолжал говорить о Рогеле:
– И всё же я не позволил бы тебе воскресить его. Во-первых, он уже долгое время кормит червей и мух. Во-вторых, даже если опыт был бы удачным, я уверен, что это не был бы тот же Рогель. Возможно, мне всё ещё хочется верить, что у нас есть душа.
– То, что я верну к жизни умершее тело, не противоречит наличию у нас души, – комментировал Феорис. – Ведь совсем не факт, что оно вернётся вместе с душой, в существовании которой я сомневаюсь. Может, именно в душе и кроется стержень нашего характера или, может, наши глубинные помыслы, мечты или… ещё что-то. А может, её правда нет.
– Если есть, то зачем нам камень по имени Рогель вместо нормального Рогеля? – спросил Деаринд с невольной усмешкой. – Забудь.
– Ладно-ладно, я понял, в следующий раз приготовлю для тебя другие аргументы, – смирился Феорис и отвернулся, осматривая город.
Вельмира вернулась из своего сознания в реальность и вдруг пересела вперёд, на скамью возничего, на которой сидел Деаринд. Он неловко поёжился, не понимая, зачем она это сделала, и ждал продолжения.
– Ты сказал… – зашептала воровка, не желая делать этот разговор публичным. – Что после убийства старика мы могли бы «заняться мирными делами». Что ты имел в виду?
– Ничего конкретного, – смущённо ответил Дин. – Просто… я не знаю, Вельмира, я всю жизнь живу, как гончий пёс: беру след и преследую. Когда догоняю и выполняю свою основную функцию, мне нужен новый след. Я не умею… жить иначе.
– А если бы кто-то тебя научил? – голос Вельмиры стал необычайно нежным и спокойным.
Деаринд чувствовал в её шёпоте что-то очень личное и, возможно, по-своему чарующее, но он всё ещё не понимал, как должен к этому относиться. Он вдруг заметил, что рука воровки скользнула по его левому плечу и легла около шеи. Деаринд напрягся. В его сознании, привыкшем молниеносно реагировать на любые перемены в обстановке, стало пусто – он не знал, что думать и что делать.
– Я… – дрожащим полушёпотом заговорил Дин. – …не знаю. Ты научила бы?
Вельмира прикрыла глаза и медленно кивнула несколько раз с улыбкой на лице. Возможно, она ждала поцелуя, но Деаринд просто смотрел на неё в полном изумлении, осознавая, что истинное спасение его души – если таковая существует – не умерло в той башне вместе с рыцарем, отдавшим жизнь за свою нравственность, а жило всё это время в тихой и ласковой воровке, которую он не ценил и не замечал, а спасал и поддерживал по причинам, остававшимся тайной даже для него самого. Теперь эта тайна постепенно раскрывалась подобно просыпающемуся по утру бутону цветка.
Кони вдруг остановились и недовольно зафыркали – дорога кончилась. Перед компанией предстало двухэтажное здание ратуши с острой крышей и колокольней наверху. Это место и было их целью.
– Ага! – воскликнул Феорис. – Приехали!
Вельмира посмотрела в глаза Деаринду, всё ещё не вышедшему из оцепенения, подмигнула ему и спрыгнула с телеги. Она перекинула лук через спину, повесила колчан со стрелами за поясницей и пошла вперёд к двум стражникам, стоявшим у ворот ограждённой территории. Деаринд проводил взглядом грациозную воровку, встрепенулся и спрыгнул с телеги вслед за ней. Позади шёл и алхимик со своим дневником, пристёгнутым цепочкой к поясу робы с капюшоном, арбалетом за спиной и маленьким ножом в узорных ножнах под ремнём.
Один из стражников дремал, опираясь головой на свою алебарду, а второй сидел на корточках и рисовал что-то ножом на земле, сохраняя лицо настолько недовольное, что казалось, будто весь город сговорился, чтобы его обидеть. Сидевший поднялся, стоявший проснулся, и вдруг они спросили синхронно, будто братья-близнецы:
– Вам чего?
Стражники переглянулись, удивившись своему буквальному единомыслию, и снова уставились исподлобья на приехавших незнакомцев. Деаринд сделал шаг вперёд.