Бессмертные
Шрифт:
Пальцы Мэрилин впились в мою ладонь.
— Я хочу увидеться с Джеком, — сказала она. — Я должна объяснить ему, что произошло. Между мною и Ивом.
Я почувствовал себя несчастнейшим человеком: я сидел рядом с Мэрилин, а она считала себя обязанной оправдываться перед Джеком, которому и дела нет до нее. Однако я, как всегда, проглотил свои боль и обиду — наверное, это и было доказательством того, как сильно я любил Мэрилин, — и мягко напомнил ей, что Джеку нельзя сейчас рисковать, поскольку он вероятный кандидат на пост президента от демократической партии.
— Вам нужно быть осторожными, еще
— Я знаю, что это серьезно, Дэйвид. Я все понимаю — Белый дом и прочее. Но передай ему, что мне нужно поговорить с ним.
Я кивнул. Мы в молчании сидели в маленьком кафетерии на первом этаже гостиницы “Беверли-Хиллз”, где все делали вид, что Мэрилин — самый обычный клиент. Впервые с того самого времени, когда я познакомился с ней на приеме у Чарли Фельдмана в пятьдесят четвертом году, она показалась мне хрупкой и слабой. Обычно она всегда выглядела крепкой, упитанной, до неприличия пышущей здоровьем крупной девушкой, на которой одежда трещит по швам, но в этот раз она была похожа на призрак.
Должно быть, Мэрилин прочитала мои мысли, а может, заметила что-то в моем лице.
— Я знаю, что выгляжу, как дерьмо.
— Я думал не об этом.
— Об этом. Господи, люди всегда говорят, что я слишком толстая. — Она горестно рассмеялась. — Что ж, сейчас обо мне этого не скажешь, не так ли?
— Да нормально ты выглядишь.
— Дэйвид, для тебя я и мертвая буду выглядеть хорошо. — Она чмокнула меня в щеку.
Я проводил Мэрилин до автомобиля, который ждал ее у входа в гостиницу, чтобы отвезти на киностудию. Она шла неровной походкой, тяжело опираясь на мою руку. Перед ней распахнули дверцу, и она заглянула в салон машины.
— Ив всегда ждал меня в машине, — с грустью произнесла она. — Впервые еду на съемки без него.
Она скользнула в полумрак лимузина с темными стеклами, затем закрыла дверцу, опустила стекло и, высунув голову из окна, поцеловала меня.
— Ты настоящий друг, Дэйвид. Надеюсь, ты станешь послом при том дворе, как он там называется. — Она засмеялась. — Пока, — попрощалась она и подняла стекло. Машина тронулась с места.
В тот же день я позвонил Джеку в Ошкош в штате Висконсин. Мне удалось застать его в мотеле, где он остановился. Голос у него был измученный.
— Калифорния! — пробрюзжал он. — Как бы я хотел быть там сейчас. Утром здесь было минус двадцать шесть. Дэйв Пауэрз разбудил меня в пять тридцать, чтобы ехать к мясокомбинату. Мне пришлось стоять там у проходной и обмениваться рукопожатиями с рабочими.
— У тебя измученный голос.
— Неужели? Я сижу здесь, опустив руку в таз с теплой водой, в которой растворили антисептик, — бесплатно принесли из ресторана. Представляешь, что такое пожать полторы тысячи рук, сняв перчатку при температуре минус двадцать шесть! Правая рука у меня вся в царапинах и синяках, я даже не могу вилку держать.
— Сколько голосов ты собрал? Так спросил бы твой отец.
— Немного собрал. Трудно сказать точно. Люди здесь не привыкли улыбаться — наверное, потому, что слишком холодно. Ты не поверишь, Джеки тоже здесь со мной. Она пользуется большим успехом, чем я.
— Охотно верю. А вообще
— Ну, ты и сам знаешь, как это бывает… Единственный смешной случай, один-единственный. В Ашленде, там такой собачий холод, что пописать нельзя на улице — яйца отморозишь. Так вот, подходит ко мне парень и спрашивает: “Это правда, что вы родились в рубашке, что ваш отец миллионер и вам ни разу в жизни не приходилось заниматься физическим трудом?” На улице так холодно, что спорить абсолютно не хочется, и я говорю: “Да”. Он протягивает мне руку и говорит: “Я хочу пожать вашу руку, сенатор. Позвольте сказать вам — вы ничего от этого не потеряли!”
Мы оба рассмеялись. От рассказанной шутки Джек немного повеселел: он был одним из немногих общественных деятелей, которые умеют посмеяться над собой.
— Было бы замечательно съездить на несколько дней в Палм-Бич, — сказал он. — Немного оттаять.
— А это возможно?
— Только в том случае, если проиграю. Если выиграю, тогда в ближайшее время не получится. Но я не проиграю. Как там Калифорния?
— Браун поддерживает тебя на все сто процентов. Разумеется, пока ты не начнешь проигрывать на предварительных выборах…
— Это ясно. — Он вздохнул.
— Джек, сегодня утром я виделся с Мэрилин.
— Да? О Боже, как мне хочется, чтобы она сейчас была рядом со мной. Она бы отогрела меня гораздо быстрее, чем бутылка виски.
— Вообще-то она тоже этого хочет. Хочет быть в Висконсине, с тобой.
— Как у нее дела?
— Сейчас у нее тяжелый период.
— А кому сейчас легко?
— Ей очень плохо, Джек, я говорю серьезно.
Последовала долгая пауза; должно быть, он настолько выдохся, что ему трудно было сразу переключиться на несчастья других.
— Что случилось-то? — осторожно спросил он.
— Ты слышал о ее романе с Ивом Монтаном? С певцом из Франции?
— Ну а как же. Джеки постаралась, чтобы я знал все подробности, — ответил он.
— На ее семейной жизни это сказалось не лучшим образом, как ты понимаешь.
— Понимаю, — угрюмо произнес он. “Кто-кто, а уж он-то знает, что это значит”, — подумал я про себя.
— Она боится, что ты тоже сердишься на нее. Что ты не простишь ее.
— О Господи. Мэрилин не из тех женщин, что сидят дома и занимаются рукоделием или стряпают для своих мужей. Если ты хочешь, чтобы она принадлежала только тебе, ей нужно уделять много времени, а у меня его нет. Наверное, у Миллера тоже нет для нее времени, несчастный мужик… Передай ей, что я простил ее. Нет, лучше скажи, что мне не за что ее прощать.
— Думаю, она предпочла бы услышать это от тебя самого.
Он опять замолчал.
— Это будет сложновато, — ответил он. — Джеки повсюду ездит со мной. Сейчас я один, потому что она принимает ванну, но я не хочу, чтобы Мэрилин начала звонить мне в любое время дня и ночи. А с нее станется.
— Тогда сам позвони ей. Она в отчаянии, Джек.
— Я и забыл, что ты у нас сентиментальный, Дэйвид. Поэтому ты никогда не станешь настоящим политиком. — Джек говорил отрывисто, с раздражением в голосе, как его отец. Должно быть, он почувствовал это — и сразу извинился. — Прости, — сказал он. — У меня был длинный, тяжелый день. Если б ты был здесь, ты бы и сам понял.