Бессмертный избранный

Леру Юлия

Солдаты вытаскивают Л’Афалию из повозки, следом — Инетис, которая почти падает на руки одному из мужчин. Кмерлан цепляется за нее, его лицо — маска смертельного ужаса, но он молчит и не выдает себя, и я благодарна ему, как никогда в жизни.

— В чем дело? — вклинивается в круг солдат Цилиолис. — Почему вы позволяете себе…

— Фиур расскажет, — обрывает его один из солдат.

Я хватаю Инетис за руку. Ей плохо, я вижу это по испарине, снова выступившей на лице, слышу в ее тяжелом дыхании.

— Как ты? Это роды? Это роды?

Я ненавижу панику

в своем голосе, но именно она заставляет мужчин чуть ослабить хватку и позволить мне оказаться с Инетис рядом. Женские дела, а тем более роды — не то, с чем хотелось бы иметь дело солдату. Я обхватываю Инетис за плечи и пытаюсь заглянуть ей в лицо. Цилиолису заломили руки и ведут прочь, Кмерлан визжит и вырывается из рук утаскивающего его следом за дядей солдата, Л’Афалии я уже не вижу. Куда она делась? Это вдруг понимают все солдаты разом. Нас отпускают, окружив, мужчина, приказавший нас схватить, отдает резкие приказы. Отыскать, обездвижить, принести в дом фиура. Похоже, нас ведут туда.

— Это ребенок, — шепчет мне Инетис между хриплыми выдохами. Похоже, она не замечает и половины того, что происходит. — Он становится сильнее и… Он говорит, что эту силу можно отдать Л’Афалии. Мне нужна Л’Афалия…

Но ее нет рядом с нами. До жилища фиура всего несколько десятков шагов, и вот уже он сам выходит к нам навстречу — большой, выше Цилиолиса и, наверное, даже выше Серпетиса, мужчина с округлым животом. Он оглядывает Инетис и меня, чуть приподняв брови, смотрит на Цилиолиса и Кмерлана.

— Что вы забыли здесь, благородные? Мне сказали, они привели с собой кого-то чужого, — нахмурившись, фиур смотрит на мужчину, отдававшего приказы. Похоже, он не узнал Инетис. — Где?

— Она сбежала, пока мы…

— Эта женщина — беременна, — говорит фиур, указывая на Инетис, хватающую ртом воздух. — Путешествие может быть опасным для нее. Куда вы направляетесь?

— Мы едем в Брешины, — говорит Цилиолис. — Моя сестра беременна, да. Ее муж находится в войске син-фиоарны Серпетиса, так что за нее отвечаю я. В Брешинах живут мои родители. Моя жена и сестра останутся там, когда я тоже отправлюсь воевать.

Его голос звучит твердо, и история даже мне кажется убедительной. Но фиур не упускает своего.

— Кто еще ехал с вами?

— Никто, — отвечает Цилиолис, не моргнув глазом.

Фиур смотрит на меня, и я надеюсь, что он разглядывает шрам, а не пытается прочитать выражение моего лица. Сердце замирает, но я выдерживаю этот взгляд. Инетис снова протяжно кричит, повисая на руках удерживающих ее мужчин, и фиур морщится.

— С нами никого не было, — говорю я, гладя Инетис по плечу, когда ее отпускает. — Твои люди ошиблись, фиур. Отпусти нас, мы поедем дальше. Путь неблизкий.

Мне трудно говорить таким голосом — уверенным, сильным, словно я действительно благородная, а не работница или подмастерье. У меня получается: фиур отвечает мне, как равной.

— Я привык доверять своим людям, — говорит он, поджимая губы в подобии улыбки. — А вот чужакам — не особенно, благородная, ты прости. Но пока мне трудно понять,

что же случилось, а этой женщине нужна помощь. Введите их в дом. И позовите лекаря, чтобы осмотрел ее.

Нас затаскивают в большой и светлый дом фиура. Инетис вносят почти на руках, она стремительно слабеет и почти не соображает, где находится. Я протягиваю озябшие руки к огню, и фиур позволяет нам это, позволяет отогреться в зале, так похожем на зал в доме правителя, где нам в последний раз явилась Энефрет. Солдаты загораживают выходы и входы, но мы не собираемся бежать. Нет смысла. Инетис не может идти, она едва держится на ногах. Кмерлан жмется к ней, Цилиолис старается держаться чуть спереди — словно защищая, хотя от чего он может защитить?

— Что делает син-фира Асморанты так далеко от дома? — спрашивает фиур, и сердце мое уходит в пятки. Он узнал Инетис. Все пропало. — Приготовьте горячей похлебки, — кивает он показавшимся из бокового хода девушкам. — В нашем доме гостит правительница.

Солдаты переглядываются, они ничего не понимают, но расспрашивать пока не могут. Я поддерживаю Инетис, которую тут же отпускают, и мы вдвоем с Цилиолисом усаживаем ее на большую каменную лавку у стены. Жарко пылает очаг, и вскоре откуда-то начинает доноситься запах чесночной похлебки. Все это время фиур молчит. Молчим и мы.

— Если ты знаешь, кто мы, — наконец, говорит Цилиолис, глядя на фиура, — то почему не позволишь ехать дальше? Почему задержал нас?

Фиур словно бы неосознанно поглаживает живот, на губах его играет неприятная улыбка. Он не отводит взгляда от Инетис и отвечает ей, а не Цилиолису.

— У нас уже давно есть приказ правителя, — говорит он. — Я не могу поступить по-другому, это мой долг. Я отправлю скорохода в Асму, и если правитель позволит вам продолжать путь, я с радостью вас отпущу.

Цилиолис качает головой, глядя на меня. Его взгляд словно кричит мне «я же говорил». Наша затея была глупой с самого начала, и Мланкин предусмотрел такую возможность одним простым приказом уже давным-давно.

— У тебя есть приказ задержать мою мать? — спрашивает Кмерлан. Его звонкий голосок сейчас так сильно напоминает интонациями голос правителя, и фиуру нет нужды спрашивать, кто перед ним.

— Да, — кивает фиур. — Да, син-фиоарна. У нас есть приказ не пропускать правительницу на юг, куда бы она ни направлялась. Правитель прислал нам скорохода еще в начале Холодов. Син-фиру надлежит задержать. О ее появлении надлежит доложить. Этот приказ мы должны выполнять под страхом смерти.

Я не спрашиваю, зачем правитель отдал такой приказ, здесь все ясно. Слова Энефрет звучат в моей голове так же четко, как и много дней назад. Ребенок Инетис должен родиться в стенах дома Мланкина, это было ее условие. И нисфиур Асморанты сделал все, чтобы его выполнить.

— Другие фиуры тоже знают? — спрашивает Кмерлан, и фиур снова отвечает ему, как взрослому.

— Да, фиоарна. Я думаю, что знают все фиуры Асморанты. Весть была отправлена давно. Она уже успела дойти до границ Цветущей долины.