Бессмертный пони. Заметки участкового терапевта
Шрифт:
На следующий день я узнала, что Филипп Иванович умер.
– Агрессивным каким-то он стал ближе к обеду, – рассказывала потом Зинаида Владимировна. – Засуетился, разволновался. Побросал всё, побежал в ванную. Намылся, побрился, надел чистую одежду и на диван сел. А через две минуты тихо умер. Я даже «Скорую» вызвать не успела.
Вскрытие показало, что настиг Филиппа Ивановича второй инсульт. Иногда так бывает. Злая игра статистики, ничего не попишешь.
Сильно сдала Зинаида Владимировна после смерти мужа. Будто забота о нём придавала
В последний раз видела я её перед увольнением.
Для того, чтобы произнести обычную фразу, Зинаиде Владимировне требовалось две минуты чистого времени…
Как она сейчас? Жива ли?
Что триггерит МарьСанну?
Когда всё-превсё прекрасно понимаешь. И чешется-то внутри от глобальной несправедливости. И бомбит-то не по-детски от желания поставить некоторых на место.
А вот сказать об этом ты не можешь.
Не всегда нам затыкает рот болезнь. Чаще – обстоятельства.
Быть или не быть? Немым или говорящим?
Мастодонт
Александра Гавриловна Егорова, несомненно, была замечательным человеком.
Разве может быть недостойной заслуженный врач региона, жена депутата, образцовая мать замечательных детей (не завидую, к слову, детям её подруг), заботливая бабушка? Да и просто эффектная женщина, что всегда при параде и на каблучках?
Конечно, нет.
В две тысячи мохнатых Александра Гавриловна работала главным врачом. Но, увы – дурная оптимизация железной поступью раздавила её поликлинику. Пришлось подчиниться другой, не менее гордой командирке, став сначала начмедом, а потом и вовсе заведующей отделением.
Скорее всего, это уязвляло Александру Гавриловну; ибо – говорю совершенно искренне – человеком она была умным и заслуженным. Но чувства собственного достоинства она не теряла. Публичное унижение не мешало ей гордо носить себя по коридорам, вколачивая мимопроходящих в пол тяжёлым взглядом чёрных глаз.
Поступь её была так же тяжела, как и взор.
Стоять Александра Гавриловна умела не только за себя, но и за своё отделение. Как львица с солнечной кудрявой гривой. Оттого терапевты её уважали и почти боготворили.
Своих она защищала, как мать детишек.
Своим прощались не только мелкие косячки, но и большие ляпы.
За своих Александра Гавриловна могла порвать и уничтожить любого: от рядового проверяющего ФОМСа, до министра здравоохранения.
Только мы с Татьяной Арсеньевной оказались для неё чужими.
Сначала в немилость попала только Татьяна Арсеньевна: мне же при личных встречах внушалось, какая плохая и ленивая у меня медсестра. Когда я устала это выслушивать и начала заступаться за свою правую руку – а защищать своих я умею ещё эпичнее, чем Александра Гавриловна – начало прилетать и мне.
Прилетало, надо сказать, знатно. То фигнёй заниматься заставят, то "Войну и мир" от руки переписывать. То проверку на участок спустят: да такую, что и за месяц не подготовиться!
– У-у-у, – раздосадовано выкрикнула Татьяна Арсеньевна, когда Александра Гавриловна в очередной раз заставила её черпать воду решетом. – Мастодонт!
Так и закрепилось за Александрой Егоровной сиё меткое энциклопедическое прозвище.
Унижать Александра Гавриловна умела даже лучше, чем носить каблуки.
Как-то раз Мастодонт позвонила средь вплотную загруженного приёма и суровым голосом велела побросать всё нафиг и топать в её кабинет.
– Это что такое? – она ткнула в мою замученную морду бумажкой.
– Санаторно-курортная карта, – промямлила я.
– Я знаю, – она указала безупречным маникюром на помарку. – Это!
– Исправление. Подумаешь. Мы же не на уроке чистописания.
– Перепишите немедленно!
– Так зачем? Это ведь не паспорт. Не официальный документ. Примут ведь.
– Я сказала: перепишите. – Александра Гавриловна походила на электрочайник, который вот-вот закипит. – Если пришлют дефектную карту, виноватой из-за Вас останусь я.
– Если настаиваете, могу написать "Исправленному верить"…
– Без самодеятельности, пожалуйста!
– Но когда, когда мне этим заниматься?! Пациентов разогнать?!
– Ничего не знаю. Ошибка Ваша. Будьте ответственны за то, что делаете.
В эпоху Мастодонта – если, конечно, приём не приходился на первую смену – я просыпалась чётко по часам.
В 7.50.
Каждый день.
Даже в отпуске.
Как сапёра, подорвавшегося на мине, меня выкидывало даже из самого крепкого и сладкого сна и неумолимо забрасывало в жёсткую паническую атаку. Трясясь от неприятного предвкушения, я начинала ждать звонка. И дожидалась ведь!
Звонила Мастодонт ровно в 8.00. Ежедневно. Всегда на домашний номер.
Всегда с претензиями.
– Мария Александровна, доброе утро. Я посмотрела Вашу перепись, отчего у Вас прививки там не проставлены?
– Так они в прививочных картах.
– А должны быть и там, и там. Приезжайте немедленно и проставляйте!
– У меня приём в третью смену!
– Я сказала: приезжайте и проставляйте. Или звоните медсестре: пусть поднимает задницу и едет. Свою работу нужно выполнять безупречно!
Или:
– Мария Александровна, почему у Вас не заполнены тридцатые формы в паспорте участка?
– Они заполнены!
– За прошлый месяц. Нужно за этот. Приезжайте немедленно и оформляйте всё как надо. Или медсестре своей ленивой звоните.