Бессмертный пони. Заметки участкового терапевта
Шрифт:
Или:
– Мария Александровна, почему я не могу найти карточку Вашей пациентки Кузькиной?
– Потому что она у неё на руках!
– Поезжайте к ней немедленно, забирайте карточку и везите мне! Или медсестру посылайте!
Несмотря на выпады, не укладывающиеся в рамки здравого смысла и коллегиального отношения, Александра Гавриловна запросто могла вызвать меня к себе и… от души похвалить мои книги или блог!
– Вы так славно природу описываете! Как будто бы сама там побывала! Вы – талант,
Или, пробегая мимо по коридору, заметить:
– У Вас руки не мёрзнут в таких тонких перчатках? Заболеете ведь! Вы мне нужны здоровой!
Или, глядя на мои рваные джинсы, мантию, берцы с цепями и майку с черепами, в которых я шла на участок пугать пациентов, многозначительно заявить:
– Однако…
Ещё она каждый год поздравляла меня с Днём Рождения. Да едва ли не раньше всех. Да такими красивыми литературными эпитетами, что каждый раз со слезами на глазах думалось: замечательный же человек Александра Гавриловна!
Но самодурством заниматься-таки приходилось. Когда все долбили диспансеризацию, чтоб выполнить план, мы с Татьяной Арсеньевной заполняли тридцатые формы.
Да ещё потом отдавали их ей на проверку.
Да выслушивали, что всё не так.
Да переделывали…
Надо ли говорить, что план мы хронически не выполняли?
С диспансеризацией при Александре Гавриловне была та ещё запара. Родись она на полвека пораньше – могла бы служить в Верховном Комитете Цензуры. И непременно дослужилась бы там до заслуженного работника.
Незадолго до конца месяца она забирала у меня оформленные карты и фильтровала. Сначала, упиваясь превосходством, просила Татьяну Арсеньевну найти номера телефонов пациентов и написать их на карточках. Потом – самолично обзванивала их. Мол, приходили ли Вы на диспансеризацию? Точно приходили? А то Бородина Вас провела. Не приписала ли?
Вторым этапом проверялись все диагнозы: ни дай Боже Бородина какую-нибудь эктопию шейки матки или миопию не указала!
На третьем этапе Александра Гавриловна шла в лабораторию и штудировала журналы с анализами. Все ли проведены официально? Не приписали ли мы какой-нибудь кал?
Тяжела работа заведующей, скажу я вам!
Отгадайте, на чей участок спустили большую туберкулёзную проверку?
Правильно, на наш!
О том, что проверка разнесла нас от и до, я узнала на уроке вождения. По громкой связи. Сидя за рулём. От неожиданности я чуть не расхреначила казённую машину о бордюр, а инструктор знатно отматюкался.
– Почему у вас не отмечена флюорография за последний месяц? – проворчал телефон.
– А это реально вообще? – фыркнула я.
– Это Ваша работа! Вот чем Вы сейчас занимаетесь? А могли бы уже быть здесь! – Телефон подпрыгнул у меня на коленях.
– Посмотрите флюорокарты других участков. Почему у них за десять лет пробелы, а Вы молчите? Что за двойные стандарты, Александра Гавриловна?!
– А Вы за себя отвечайте!
Инструктор офигел от разговора по громкой связи так, что выфигеть не смог. Аж подвёз меня на учебной машине прямо до поликлиники.
Именно в тот день я впервые, честно и от всей души, высказала Егоровой всё, что о ней думаю. И дверью хлопнула, поставив печать под сказанным.
Уходила Мастодонт красиво.
Уходила гордо, зная, что на место заведующей кто-то метит, и ей не избежать ещё одного публичного унижения.
С фанфарами, с цветами и большим, щедрым и вкусным столом. При параде и с достоинством. Сохраняя твёрдость взгляда и королевскую поступь.
Мне даже было грустно.
Но, едва Александра Гавриловна покинула пост, мы с моей медсестрой как-то резко стали частью коллектива. Как-то внезапно поднялись в общей иерархии до "своих".
С нами начали считаться. Нас стали уважать.
А наша участковая документация вовсе сделалась безупречной.
Ну, почти…
"И как мы всё это пережили?!" – удивлялись мы потом с Татьяной Арсеньевной.
Александра Гавриловна Егорова, несомненно, органично вписывалась в свою должность. И не спорьте! Ведь только блестящий руководитель убедит подчинённого в том, что он куда сильнее и выносливее, чем думает!
Третье января
Я календарь переверну, и снова третье… января!
Мой личный день ежегодного хронического дежурства.
…Под конец декабря участковые дружно отращивали зубы и поджимали хвосты. Ибо начинались разборки: кому и когда в новогодние выходные вкалывать…
Мне было легче в этом плане. Благодаря заботе заведующей – Александры Гавриловны Егоровой – передо мной выбор не стоял. Любила она нас с Татьяной Арсеньевной особой, глубочайшей, начальственной любовью!
Бывало, зайдёт Александра Гавриловна в наш кабинет королевской походкой. Стряхнёт со лба золотистый локон, подбоченится гордо, оправит шёлковую блузку и взглянет на нас тяжело, исподлобья. А глаза чёрные-чёрные, аки моё ежегодное третьеянварское утро.
– МарьСанна, – произнесёт строго, поставленным голосом, и протянет листочек с датами. – Выбирайте, когда дежурить будете.
Настороженно вожмусь в стул. Взгляну на листочек… А там всего одна свободная дата: третье января. Остальные дни разобрали.
– А почему я снова последняя? – пропищу задавленной мышью.
– Ну, МарьСанна, – фыркнет Егорова снисходительно, – вечно у Вас все вокруг враги!
Свободный выбор без права обжалования как он есть…
И так из года в год, как по лекалу.