Бессмертный пони. Заметки участкового терапевта
Шрифт:
А я-то что? Я молодой была, инициативной, хотела добро творить, мир спасать и делать важные вещи…
Между тем, именно третьего января дух праздника уходит, а отоспавшийся народ появляется на свет из берлог. Именно третьего января люди вспоминают, что у них что-то болит, и… конечно, начинают звонить в поликлинику! Третье января, независимо от дня недели –
Ах, как я ненавидела третьеянварные дежурства!
Мои третьи января выдавались разными. Иногда был штиль: от четырёх до вольми вызовов, и больше половины по 03. То есть, сам человек врача не вызывал.
Бывало и по тридцать-сорок самовызовов, прибывающих в геометрической прогрессии.
Старая двухэтажка, ветхая квартира. Почти лежачая бабушка, что по закону жанра "вчера ещё картошку копала", с очень заботливой дочерью:
– Нам нужны направления на все-все-все анализы и обследования! Нужно понять, отчего она не встаёт!
– Третье января – самый замечательный день для этого…
– Но вы же знали, куда шли!
Новый район. Элитный дом и квартира, в которой можно заблудиться. Каждое слово отдаётся эхом:
– Ой, а Вы не педиатр? К нам ещё педиатр должна прийти! Мы и вчера вызывали, и сегодня вызвали и себе, и детям!
– Температура не падает? Лечение не помогает?
– Почему? Всё помогает. А температуры у нас и не было. Но нужно же послушаться!
И как эпилог:
– А вы не можете у нас ещё анализы взять?
Старая пятиэтажка у школы. Пожилая женщина зелёного цвета, блюющая в тазик, и корпящие над ней дочери:
– Мы три раза вызывали «Скорую»! Не берут в больницу и всё!
Пальпирую живот. Доска-доской… Температура 38.7 С…Прозваниваю «Скорую» и пишу направление на госпитализацию. Дожидаюсь, пока пациентку заберут, а то мало ли…
Хрущёвская коробка, которых полно в каждом городе. Пять этажей вверх по крутой лестнице. Едва стоящий на ногах мужчина в дверях:
– А я вас… Это… Ну, не ждал, не вызывал…
– Вызов по 03 передали. Пишут, что ритм срывался у Вас.
– Ну, что-то было такое. Но вы… Ик!.. Не переживайте, – чешет пузо. – Идите, празднуйте… С Новым Годом!
Четыре часа дня. Вылезаю с очередного адреса и, с облегчением выдохнув, сажусь в машину.
– Я Вас дальше не повезу, – заявляет водитель недовольно. – У меня рабочий день заканчивается в шестнадцать ноль ноль.
– А как же я? – чуть не плачу. – Ещё девять вызовов…
– Звоните Васечкиной, спрашивайте. Мой рабочий день закончен.
Затемно добираюсь до адреса у самой поликлиники: ведь начинала с дальних…
Здоровый двадцатилетний лоб с больным горлышком. Мама лба очень недовольна долгим ожиданием и поминает Минздрав всуе.
– Могли бы и дойти до поликлиники, – замечаю я.
– Так у него вчера температурка была! Тридцать семь и три!
Обойдёшь адреса, доползёшь до поликлиники. Разбудишь заспанного сторожа и сядешь, не раздеваясь, больничные выписывать. Голова засыпает, спина отваливается, ноги жаждут побежать на последний и самый верный адрес – домой…
А вот к какому часу доберёшься – чёрт его знает…
Третьеянварные дежурства заставляли меня беспомощно лежать на пузике все новогодние выходные и выбивали из колеи ещл на полгода. А оставшиеся полгода я с ужасом ждала Нового года и очередного третьего января…
Фрекен Бок
Василису Валентиновну Коломенцеву из пятого подъезда боялись все.
Боялись скоряки. Если уж вызвала, то из квартиры не выпустит.
Боялись соцработники. Оттого менялись каждый месяц.
Даже окрестные гопники, заслышав басовитый Васин говор, улепётывали, бросив пивчанский и поджав лапки. Сама видела!
Да что греха таить: и я её сторонилась.
Бывает, позвонит в разгар приёма, да ка-а-ак начнёт отчитывать на чём свет стоит! Оттого все пять Васиных номеров, включая домашний, числились у меня в чёрном списке.
Конец ознакомительного фрагмента.