Бессмертный принц
Шрифт:
— Хочешь, я осмотрю его раны? — мягко предложил он. — Я нашел чистые бинты.
— Да. Пожалуйста. — Я понятия не имела, как перевязывать рану или что-то в этом роде, но Магнар, похоже, хорошо разбирался в таких вещах. Я только хотела, чтобы это не означало, что он был так уверен в том, что должно было произойти. Было очевидно, что он видел подобные травмы раньше, и его прогноз был основан не только на догадках. Но папа был сильным. Он бы никогда не бросил меня и Монтану. Он будет бороться изо всех сил, чтобы остаться с нами.
Магнар направился обратно к жеребцу и вернулся с новой курткой для меня, а также бинтами. Он протянул мне толстую куртку,
Магнар застегнул молнию и притянул меня ближе к себе, запечатлев поцелуй на моем лбу, и я уткнулась лицом ему в грудь. Этот жест так не вязался с его обычным, грубым поведением, и комок в горле подсказал мне, почему так было, даже когда я боролась с жжением в глубине глаз. Я прильнула к нему на одну секунду, хватаясь за часть силы, которую он излучал, и забирая ее себе.
Я глубоко вздохнула и отступила назад, чтобы он мог позаботиться о моем отце, мой подбородок был высоко поднят, а решимость восстановлена. Дело было не в этом. Папа был бойцом. Он боролся еще до моего рождения и с тех пор не останавливался ни на минуту. Он и сейчас не сдастся.
Я попятилась, когда Магнар опустился на колени рядом с моим отцом и вытащил его руку из-под одеяла.
Мой желудок скрутило узлом, когда Магнар снял полоски черной ткани, которыми он перевязывал укусы ранее этим утром, и я поняла, что они все еще сочатся кровью, а не покрываются коркой, вообще не заживают.
Магнар снова начал промывать раны водой из бутылки, его плечи были напряжены, когда он сосредоточился на своей работе. Я боролась с желанием расхаживать по помещению, пока он работал, просто стояла там и считала каждый вздох моего отца, отмечая каждое выражение его лица и умоляя его вернуться ко мне.
Магнар переходил от раны к ране, промывая и перевязывая их все, закончив на рваном ранении на шее отца, и от вида разорванной плоти и яркой крови у меня скрутило живот.
Наконец он закончил, плотно обмотав рваную рану белыми бинтами, и приподнял его, чтобы закрепить их на груди, создавая давление на прокладку, которую он использовал, чтобы остановить кровопотерю. Я прикусила губу, разглядывая бинты на его руках и ногах: кровь просачивалась сквозь них, медленно окрашивая их в красный цвет, несмотря на все, что сделал Магнар.
— Почему у него все еще идет кровь? — В отчаянии спросила я. — Я думала, весь яд вышел?
— Он не прирожденный истребитель. Твоя родословная, очевидно, от твоей матери, — тихо ответил Магнар. — Человек может выдержать не так много мерзких выделений вампиров, прежде чем организм будет поражен. Яд попал в его кровоток. Он течет в его крови, останавливая ее свертывание. С кровью истребителей этого не происходит. Она не сливается с ядом, а вместо этого пытается вытеснить его из наших тел, удерживая у поверхности, чтобы мы могли его смыть. Человек может пережить один или два укуса, его организм в конечном итоге выведет яд, но это… — Он не закончил фразу, но смысл ее был ясен.
Он не исцелялся, его тело не могло исцелить то, что протекало через него
Боль пронзила мою грудь, и я внезапно не смогла дышать. Я опустилась на один из тюков сена и начала качать головой. Этого не могло быть. Я отказывалась верить,
Тюк зашевелился рядом со мной, и Магнар притянул меня в свои объятия. Я сопротивлялась мгновение, затем сдалась в его объятиях с судорожным всхлипом, когда слезы наконец-то выступили. Я прижалась к Магнару, запах дуба и кожи окутал меня. Он обхватил меня своими сильными руками и обнял так крепко, что казалось, он был единственным, кто не давал мне окончательно разбиться вдребезги, рассыпаться на миллион кусочков, чтобы никогда больше не восстановиться. Я плакала у него на груди обо всей несправедливости, от которой пострадала моя семья, о жизни, которая у нас должна была быть, и обо всем, что у нас украли.
Мы были так близки к свободе. Мой отец наконец-то вышел из-под контроля вампиров, но это не имело значения.
Все было напрасно.
Я
шла сквозь темный туман, рука моей сестры крепко держала мою, таща меня за собой сквозь мрак. Я побежала быстрее, стараясь не отставать, выкрикивая ее имя и слыша, как оно эхом доносится до меня со всех сторон.
Она сильно дернула меня за руку, и я, спотыкаясь, двинулась вперед, потеряв хватку, и внезапно оказалась на краю похожей на пещеру ямы, такой глубокой, что ничего не могла разглядеть на дне. Мои руки взметнулись, крик ужаса застрял у меня в горле, затем кто-то схватил меня за плечо, оттаскивая от края.
Я оглянулась и обнаружила, что стою лицом к лицу с Эриком, на его губах играла жестокая и зловещая усмешка. Он подошел ближе, обхватив меня рукой за талию и заставив снова выглянуть за край.
Я хотела потребовать, чтобы он отпустил меня, но с моих губ не слетело ни слова.
— Страх заключается в падении, — прорычал он. — Он заканчивается только тогда, когда ты ударяешься о землю.
Он толкнул меня, и крик сорвался с моих губ, когда я перевалилась через край, по спирали падая в глубины тьмы. Я потеряла все из виду, проваливаясь все глубже и глубже в небытие, и только один звук нашел меня среди всего этого. Келли плакала, разбиваясь вдребезги где-то без меня, но прежде, чем я успела хотя бы попытаться найти ее, земля устремилась мне навстречу.
Я резко села в постели, вцепившись пальцами в простыни и тяжело дыша, с трудом вдыхая и выдыхая воздух из легких.
— Келли, — выдохнула я, чувствуя ее так близко, но в то же время так невероятно далеко.
Во сне, я чувствовала ее гораздо ближе, а просыпаясь мне всегда казалось, что ее пальцы скользят по моим. Но на этот раз все было хуже. Я слышала ее, я чувствовала ее боль из-за чего-то, чего я не могла понять.
Переводя дыхание, я попыталась напомнить себе, что это всего лишь сон, каким бы ярким он ни был. Это было нереально. Единственное, что было точным и правдивым, — это горькая реальность, смотревшая на меня в ответ. Однако из-за этого сна на меня навалилась тяжесть, как будто к моему сердцу был привязан груз. Я не знала почему, но Кошмар, казалось, тоже это чувствовал, излучая странную, нездоровую атмосферу.