Бессмертный принц
Шрифт:
Я потеряла из виду его глаза, но все еще чувствовала их на себе, пожирающих меня еще более преданно, чем его язык.
Он навис надо мной, раздвигая мои бедра, чтобы встать между ними на колени, позволяя мне наблюдать, как он сжимает свой член в кулаке, накачивая его при виде меня, выражение дикой потребности на его лице заставило меня хныкать от желания, чтобы он просто вонзил его в меня и взял то, что ему нужно от моего тела.
Я потянулась к нему, желая почувствовать его, и он позволил мне взять свой член в руку, мой большой палец скользил по преякулянту,
Я прикусила губу, наблюдая за ним, его глаза потемнели, когда он посмотрел на меня сверху вниз, его бедра качались в наших соединенных руках, пока он не кончил с рычанием, оставляя на моей плоти следы своей спермы, а из меня вырвался довольный звук, когда я почувствовала, как она горячо брызнула на мои соски.
Магнар наклонился, чтобы поцеловать меня, его язык глубоко проник в мой рот, лишив меня последнего вздоха, когда я обвила руками его шею и притянула ближе. Его рука блуждала по моей груди, размазывая сперму по моему соску, прежде чем переместиться ниже, снова отыскивая мой клитор.
Я была возбуждена так сильно, что ощущение его скользких пальцев, размазывающих его сперму по моему естеству, заставило меня снова кончить через несколько мгновений, наш поцелуй стал глубже, когда он забрал у меня последние силы, и я позволила себе утонуть в ощущении его рта на моем.
Я была потеряна в хаосе и блаженстве, и я никогда не хотела всплывать на поверхность и встретиться лицом к лицу с карающим миром за пределами нашего пузыря украденного греха.
1000 ЛЕТ НАЗАД
Н
есколько раз я чуть не сломался и не попытался силой выбраться из пещеры, в которой оказался взаперти. Но боги насмехались надо мной. Они сами запечатали ее, я был уверен в этом. Это были уже не просто камни, удерживающие стену на месте, а магия, настолько древняя, что она скользила по пещере, подобно змеям, пришедшим посмотреть на мои страдания.
Сколько бы я ни колотил по камням, раскалывая их голыми руками, они не сдвигались с места. Это был мой выбор, но голод быстро поглотил меня, и когда месяцы превратились в годы, мое отчаяние привело меня на грань безумия.
Андвари иногда что-то шептал мне, и от его смеха у меня слабели кости, как будто он высасывал костный мозг и готовил из меня еду.
Я был кроликом в ловушке, но это была ловушка, созданная мной. И иногда я вспоминал, что должен вынести этот ад, если это принесет мне спасение, хотя эта ясность приходила и уходила так же быстро, как две стороны монеты, вращающиеся вокруг своей оси.
Голод становился сводящим с ума. Невыносимым. И вскоре я увидел видения. Тени. Свет, танцующий на периферии моего сознания.
Иногда я видел девушку, которая была похожа на лунный свет, обретший плоть. Иногда — солнце в бесплотной форме.
Андвари насмехался надо мной. Я презирал его и всех богов вместе с ним. Их всеведущую жестокость. Их наказание за преступление, которого я не совершал.
Я проклинал имена своих родителей. Были времена, когда я царапал и раздирал себе кожу, пытаясь освободить свою душу из этого жалкого тела. Иногда я лежал неподвижно дни, недели, месяцы. Возможно, годы.
Время было ничем и всем. Время было игрой ума. Чума, которая убивала людей, ставила горы на колени, высушивала океаны и предавала забвению сами звезды, но никогда меня. Я буду жить, голодать и впадать в безумие. Такова была моя судьба. Боги не освободят меня, долг никогда не будет выплачен.
Фабиан навещал меня все реже и реже. Иногда он звал меня, иногда подходил достаточно близко, чтобы прислушаться к признакам жизни. Были времена, когда я умолял его освободить меня, но он держал свое слово и оставлял меня в заточении. Возможно, он вообще не приходил, и это была еще одна иллюзия, созданная богами, насмехающаяся надо мной, заставляющая меня поверить, что где-то есть кто-то, кто заботится обо мне только для того, чтобы разбить эту надежду вдребезги.
Теперь я лежал на спине, чувствуя себя невесомым, словно парил в безграничной бездне. Голод вытеснил все остальное внутри меня. Я едва мог вспомнить, зачем пришел сюда, но, когда я был слишком близок к тому, чтобы забыть, Андвари появлялся, чтобы напомнить мне. Как он сделал сейчас.
— Драугр, ты проклят за богохульство твоих родителей против меня. Ты моришь себя голодом в уплату долга передо мной.
— Я близок к тому, чтобы заплатить? — Спросил я, мой голос походил на треск сухой коры.
— Это зависит от обстоятельств, — промурлыкал он, и я почувствовал, как его божественное присутствие заполнило пространство внутри пещеры, погружая меня в его мощную атмосферу. — Ты чувствуешь, что у тебя есть ответ на пророчество?
— Я иногда думаю об этом, — признался я. — Я пытаюсь найти смысл, но, боюсь, его нет. Что пророчество — это просто еще один способ для тебя помучить меня.
— В нем есть смысл, Эрик Ларсен.
Я закрыл глаза, прокручивая в уме пророчество. — Близнецы солнца и луны. Иногда я вижу такие вещи. Потом я о них забываю.
— Да… — Прошептал Андвари. — И что это значит?
Я потер лицо, не зная, что ответить. Здесь было слишком темно. Слишком темно, чтобы видеть, слышать, говорить или думать.
— Я не могу иметь детей, — прошептал я. — Этого не может быть.
— О, но ты можешь, Драугр.
Мой лоб нахмурился, а сердце глухо стукнуло, когда я узнал эту новость. Первый проблеск надежды в бесконечной пустоте. — Дети?
— Человеческая мать могла бы родить тебе ребенка, — сказал Андвари, начиная смеяться. Он был холодным и порочным, его забавляло мое мучение — еще одна причина, по которой я презирала его и ему подобных.