Бессонница Черного Зверя
Шрифт:
Еще не примерившись с появлением дочери в своей жизни, лорд Стар никак не ожидал увидеть потерянную супругу, душа по которой продолжала болеть все эти долгие годы.
Он давно признал свою ошибку, корил себя за совершенный поступок и умолял богов передать его мольбы любимой. Но они оставались глухи к его словам. И только когда появилась Улва, лорд Стар решил, что прощен, и принял твердое решение сделать для нее все. Все самое хорошее, что было в его силах.
Богатства? Да, конечно! Он был богат и мог дать дочери все, не заставляя ее нуждаться! Признание? Естественно! Кто мог бы в
Только вот с ее выбором он смириться не мог. Хидай… Кто он такой, чтобы бы думать, что дочь лорда выберет его?! Черный Зверь был опасен, импульсивен, непостоянен и непокорен. Такой просто не может стать частью жизни для Улвы! Это невыносимо!
Проведя несколько часов в раздумьях, лорд убедил себя, что поступает правильно, во благо ее будущего, которое будет несомненно лучше, чем в богом забытом лесу с этим порывистым животным! Лорд был уверен — придет время, и дочь простит его за эту вынужденную разлуку, забудет этого проходимца, выбросит его из сердца, и начнет доверять воле отца.
Им потребуется еще много времени, чтобы наладить отношения, но лорд был готов к такой жертве, отметая мысль о том, что разобьет ей сердце своим поступком.
Придет время, и она простит…
Только когда до ушей донеслось ее хриплое и злое «не прощу», Его Светлость щелкнуло по носу ощущение, что он вновь совершает ошибку, надеясь на прощение за свое решение.
Глядя на то, как дочь в панике прижимает к окровавленной спине Хидая дрожащие пальцы, в груди заболело, затянуло невидимой болью, и сердце застучало куда быстрее, чем нужно.
Неужели?! Неужели он вновь просчитался, решив, что вправе требовать милости за то, что сделал!?
Нет! Прочь, гнусные мысли!
Выходка и своеволие Райта окончательно вывели из себя.
Как он смеет перечить?! Что о себе возомнил!? Нет, определенно, в ту минуту Его Светлость ни о чем не сожалел, удостоверившись, что прав. Эта компания не имеет права быть рядом с его дочерью, его наследницей и искуплением, которое он так долго ждал.
Неожиданный свет ослепил, заставив отшатнуться и попасть под выпад Райта предплечьем. Зашипев от неожиданной боли, лорд вскинул взгляд, и пальцы, держащие рукоять меча, разжались сами собой.
Ведение. Призрак.
Линда. Линни! Его Лин!
Она стояла рядом с их дочерью и бесчувственным телом Хидай, умирающего от отравления.
Конечно! Его Светлость не был дураком, чтобы идти на этого зверя без козыря в рукаве! Убить его в честной схватке было бы не по силам стареющему и потерявшему былую прыть лорду, и он воспользовался обманом, отравив лезвие.
И именно в ту секунду пожалел об этом.
— Тарвас.
Слышать собственное имя в ее устах, было так невыносимо, что мужчина сглотнул горький и плотный ком в горле. Только эта женщина умела называть его так, вкладывая в одно слово все свои эмоции, и сейчас он слышал в них только стыд за него, разочарование, и грусть.
Все это светилось тусклым светом в нежно-голубых глазах его призрака, и грудь сковало виной.
Он вновь оступился! Вновь поступил не правильно! Не так, как бы она хотела, не так, как она от него ждала!
— Линни, — прошептал он, и смиренно опустился на колени перед своей возлюбленной, чувства к которой не остыли, душили пожаром и горьким смогом все это время. — Я вновь оплошал.
— Не то слово, Тарвас. Попытаться убить возлюбленного своей дочери, это просто за гранью! — вскрикнула она, вскидывая руки. — Даже я не ожидала от тебя такого!
— Мама?
Тонкий и испуганный голос Улвы заставил всех обратить на нее внимание, и женщина в белых, как снег, одеждах, виновато обернулась к девушке.
— Чтобы я сейчас не сказала, это не сгладит ситуацию.
— Кар! Кар! Улва! Аксар! — заголосила тяжелая птица на плече женщины, и та лишь погладила перья нежными пальцами, грустно улыбнувшись.
— Да, господин Ворон, вы совершенно правы. Господин Райт? — блондин, поджимая губы и внимательно, с опаской глядя на незнакомку, кивнул. — Я хочу выразить вам свою благодарность. За храбрость. За честность. И за верность, с которой вы бросились на подмогу другу. И за это, даю вам свое благословение, — она взмахнула кончиками пальцев, и Райт со стоном опустился на колени, держась за грудь. — Боль скоро пройдет, но обещаю вам, она была ненапрасной. Тарвас.
Все внимание потерянной любви вновь обратилось к лорду, и Его Светлость так и не посмел поднять головы, чтобы принять свою участь.
Его уже ничего не спасет. Он навсегда останется тем же безмозглым ослом, который допустил в свою жизнь нечто разрушающее, поддавшись соблазну.
— Я не знаю, что мне с тобой делать.
— Убей. Убей меня, Линни. Из меня уже ничего путного не выйдет, я все испортил. Ничего не уберег. Ни тебя, ни дочь.
От признания собственной неправоты, кулаки сжались сами собой, до треска сжимая кости.
Пусть лучше испепелит его, чем позволит еще что-нибудь сломать своими кривыми руками и грязным сердцем.
— Нет, постой! Мама! — вскрикнула Улва, и одним низким рывком подскочила к матери, не поднимаясь с колен. — Не убивай его! Не нужно!
— Крошка, — женщина ласково погладила девушку по волосам, с трогательной нежностью, пропуская темные пряди сквозь пальцы. — Я не могу убивать, даже если бы и хотела. Моя сила не позволит мне причинить кому-то вред.
— Но…
— Твой отец совершил много проступков, и заслужил наказание, — голос Линды похолодел, но стряхнув прозрачные снежинки с ресниц, она вновь улыбнулась. — И ты выберешь, как он искупит свои грехи.
— Но…
— Я знаю, дорогая. Ты растеряна, испуганна, ошеломлена, но у меня не так много времени, чтобы я успела рассказать тебе все, что произошло между мной и твоим отцом.
— Он мне рассказал, — поспешила добавить девушка. — Все…. Рассказал…
— Что ж, — вскинув белоснежные брови, ведение обернулось, и взглянуло на лорда, продолжающего сидеть на коленях. — Вина от этого меньше не стала.
— Забери его с собой, — выдохнула Улва, и Его Светлость не смог не поднять головы, впиваясь пораженным взглядом в свою дочь. — Он достаточно страдал, вся его жизнь без тебя стала наказанием, — в темных глазах блестели слезинки, и горло мужчины вновь стянуло невидимой петлей.