Бессонный патруль (сборник)
Шрифт:
«…Рядовой Мошкин опять балагурит. Ребята смеются, а мне не весело, как и все это время, — терпеливо читал Ханзада. — Ты знаешь мой дурацкий характер, Камила…»
Ханзада вскинулся:
— Гуревич?
— Читай, читай.
— «…Знаешь мой… характер, Камила. Знаешь, что может меня на какой-то момент вышибить из седла. И я не стремлюсь подняться сразу. Не стремлюсь выяснить, чего-то добиваться сразу же. Но проходит время и появляется желание «помахать кулаками». Я не писал тебе и теперь казню себя за это. Какое имел право забыть все. Все! Поверить той жалкой писульке…»
— Стоп! — оборвал я чтение. — Теперь слушай меня.
«Рукописный текст записки, — прочел я первый пункт заключения экспертизы, — выполненный черными чернилами, начинающийся словами: «Дорогой солдатик» и оканчивающийся: «Доброжелательница», исполнен левой рукой Задонской».
Веки Ханзады дрогнули. Он приподнялся со стула, подавшись всем телом ко мне.
— Задонской, — повторил я. — Анонимка пришла обратно вместе с письмом.
— Задонской? Вы шутите? — ошеломленно пробормотал Ханзада. — Дайте взглянуть.
— Сюрприз второй, — сказал я, тихонько отодвигая его руку. — Вчера после твоего ухода Гуревич явилась с повинной. Деньги Задонской получила она. Но мы не будем…
— В корне не согласен! — Ханзада вскочил. Заволновался. Без видимой причины начал переставлять на столе чернильницу, стакан с карандашами. — Какой же сюрприз? Я доложил: «Или-или». Разве неожиданно? Одно подтвердилось. Теперь все ясно. — Ханзада говорил быстро, не глядя на меня.
Я хмыкнул:
— Что молодому оппоненту ясно?
— Объявим Гуревич статью. В чем обвиняется. Так! — Ханзада пригнул палец. Он по-прежнему на меня не смотрел. — Разъясним процессуальные права. — Пригнул второй палец. Задумался на секунду и зачастил: — Изберем меру пресечения, скажем, подписку о невыезде. Арестовывать не будем. Три! Представление в училище: «Куда, мол, смотрели?» Четыре! Ознакомление обвиняемого с делом. Обвинительное…
— Сюрприз второй, — я остановил скороговорку Ханзады. — Ты не дал мне договорить. Мы не будем вменять Гуревич статью. Дело подлежит прекращению. И представления не будет. Теперь все ясно.
— Вы это серьезно? Н-не понимаю. Поблажка? — опять зачастил он. — Из-за Задонской?
— Ты полагаешь, что это тот случай, когда, допустим, жертвой хулигана оказался злостный неплательщик алиментов? И неплательщика не очень-то хочется защищать?
Ханзада передернул плечами,
— Но даже и тогда хулиган получит по заслугам. Это другой случай, Ханзада.
Часы показывали без пятнадцати десять.
— Деньги она сожгла, — сказал я. — Получила и сожгла.
И я подробно рассказал о вчерашнем разговоре с Камилой Гуревич.
— Своей соседке я никогда не могла ответить так, как надо. Никогда… — говорила она. — А у нас с Володей характеры одинаковые. Даже на удивление. Я никогда почему-то не могу дать отпор сразу. Почему-то слова приходят потом, когда уже поздно. Отчего не сразу? Просто паралич какой-то от обиды. — Она медленно провела рукой по щеке, голос звучал глуше. — Мы часто переписывались. Каждую неделю приходило по несколько писем. Но вдруг замолчал. Думала, думала… Хотела командиру части написать, — девушка потупила взгляд. — Сердилась… — Она смутилась еще больше. — Вы даже не представляете, что для меня Володя… — И примолкла.
Я не торопил ее. Молчание длилось несколько секунд.
— Только он и бабушка… — Камила наконец подняла голову. — Как она смела распускать клевету! Боже мой! Какая подлость! Ведь я слышала об этом обществе «Эксплуатируем карманы юношей». Очередная ее шутка. Помню, еще зимой она веселила этим подружек… А вначале Задонская мне понравилась, — припомнила Камила. — С ней не соскучишься. Друзей у нее много. Думала, подружимся. Но потом… начался какой-то кошмар. Эти замечания, ухмылочки. Ноты потерялись… Мухи… Может, не поверите, но плохого я ей ничего не сделала. Даже не отвечала на ее шуточки. Как-то не могла… Конечно, расстраивалась. Старалась дома бывать реже. И вдруг поняла, что ненавижу ее самым настоящим образом. Что надо немедленно бросить квартиру… Как она ходит! Как говорит!.. Ее самодовольство. Смех. Желание командовать всеми. Ненавижу буквально все. Все! А тут письмо Володино. Знаете… Разрываю конверт, и… эта гадкая записка. Ну, такое во мне поднялось! Отомстить! Только это! Думаю: ты такая, и я тебе так же. Получай! И больше ни о чем другом… не хотела думать, — сквозь смуглоту ее щек явственно проступил румянец. — Посидишь без денег, узнаешь, как мне достается. Понимаю, все это несерьезно. Не по-взрослому. Надо было не так. Но нормальные мысли пришли позднее. Все рассказала Ираиде Ивановне, а она послала к вам…
Я где-то читал, в арсенале заплечных дел мастеров имеется изуверская пытка — капать водой с высоты на затылок. Методически и длительно повторяемый удар капли в одно и тоже место — непереносим. Жертва сходит с ума.
Примерно так, наверное, нагнетались в Гуревич неприязнь к Задонской и чувство сопротивления. Обида за обидой. Кап! Кап! Человек впечатлительный и скрытный, девушка замыкалась в себе. Молча переживала каждый удар. А они становились все ощутимее, больней. Внутреннее напряжение до поры не получало разрядки. И вот произошел нервный срыв.
К концу моего рассказа Ханзада опять был самим собой. Только раз по его лицу пробежала горькая, жесткая усмешка.
— Пепел! Где пепел? — Ханзада пошел в угол комнаты. — В сейфе?
— Твой трофей у меня, — я выдвинул ящик стола. — Смотри. — На горстке пепла лежал тот же недогоревший бумажный уголок величиной чуть больше спичечной головки.
— Теперь сравни с другим. — Я достал из ящика второй, точно такой же уголок, блестящий и желтоватый с одной стороны. — Видишь, сходны. Но второй получен экспериментально. Очень просто. Отрезать от пятерки уголок, от белой ее полоски, и поджечь. Этот пепел — деньги, Ханзада. Точнее, остатки денег…
Забегая вперед, замечу, что впоследствии это было полностью подтверждено выводами экспертизы.
— А мы с тобой и не догадались. Выходит, плохие мы пинкертоны!
— А вдруг она часть сожгла, а другую присвоила? — с вызовом спросил Ханзада и я увидел, как он украдкой взглянул на часы. До прихода Задонской оставалось всего три минуты.
— Какой ты рационалист, однако.
— А умышленное уничтожение имущества? — примерил Ханзада другую статью.
— Статья-то подходит, — сказал я, — но посуди сам: явка с повинной, ущерб возмещен. Нужно ли привлекать Гуревич?