Бесспорное правосудие
Шрифт:
Вскоре Эш встал, наполнил электрический чайник, включил его, из буфета достал две кружки и банку растворимого кофе. Рядом с раковиной стоял полиэтиленовый пакет. Видимо, по дороге домой он зашел в супермаркет за провизией и пакетом молока. В каждую кружку он положил по ложке с верхом кофе и, когда вода закипела, залил его, поставил одну кружку передо мной и подвинул ближе сахар и молоко.
– Трахнуть ее – десять тысяч, обручимся – еще пятнадцать, – сказал он. – Месть – дорогая штука. За меньшую сумму можно Олдридж убить.
– Я не знаю, кого нанять. И не хочу попасть в лапы шантажиста.
– Можно похитить девушку – она тоже будет страдать.
– Слишком сложно и рискованно. Как я это сделаю? Где буду ее держать? Я не знакома с людьми, которые могут такое провернуть. Прелесть моей мести в том, что со мной ничего нельзя сделать, даже если найдут доказательства. Но они их не найдут. Нас никто не тронет. И мой план ударит по ней сильнее, чем похищение. Последнее привлечет к ней внимание, вызовет сочувствие. А наш вариант заденет ее гордость.
Как только у меня вырвались эти слова, я поняла, что совершила ошибку. Нельзя намекать, что помолвка с ним унизительна. То, что это была ошибка, я прочла в его глазах – опять секундная пустота, а потом зрачки словно расширились. Он подался вперед, его тело напряглось. Я впервые почувствовала за его мужественностью инстинкт дикого зверя. Нельзя торопиться и быстро говорить, он не должен знать, что я осознала свой промах. Тишину нарушили мои мерные слова:
– Венис Олдридж любит контролировать ситуацию. Она не любит дочь, но хочет, чтобы та жила по ее правилам, была бы успешной и респектабельной. Чтобы вышла замуж за преуспевающего адвоката, которого она сама ей выберет. Олдридж – закрытая женщина, она тщательно скрывает свою личную жизнь. Если у вас с Октавией возникнет романтическая связь, это привлечет внимание воскресных газет, они заплатят хорошие деньги за подробности. Можете представить, какие будут заголовки! Такая реклама ей не нужна.
Мои слова его не убедили. Тихим голосом он произнес:
– Двадцать пять тысяч за сплетни в обществе. Никогда не поверю.
Он требовал правды, хотя уже знал ее; ему хотелось, чтобы я облекла ее в слова. Откажись я – и сделки не будет. И тогда я рассказала о Дермоте Биле и своей внучке. Только не назвала имени Эмили – просто не могла его произнести в этом доме.
– Олдридж думает, что вы убили тетю, – сказала я. – Она считает вас убийцей. Защищая, по ее мнению, виновных людей, она ловит кайф. Что толку в защите невиновного? Олдридж не любит дочь и испытывает по этому поводу чувство вины. Только представьте, что она почувствует, если Октавия надумает выйти замуж за мужчину, которого она защищала, считая убийцей? Она ничего не сможет поделать, и ей придется жить с этим знанием. Вот чего я хочу. И готова за это заплатить.
– А что вы сами думаете? – спросил Эш. – Ведь вы были на суде. Считаете, что это я убил?
– Не знаю и знать не хочу.
Молодой человек наконец откинулся назад. Казалось, я слышала, как дыхание его становится спокойнее.
– Она уверена, что спасла меня. И вы тоже так думаете? – спросил он.
Настал момент для лести.
– Нет, это ваша заслуга. Я слышала, как вы говорили. Если бы она не дала вам возможность выступить, вы сейчас находились
– Она не хотела давать мне слово, но я настоял.
– И правильно поступили. Олдридж хотела присвоить себе все лавры. Ей была нужна одна победа – целиком ее.
И опять молчание, теперь уже соучастника. Потом он сказал:
– Так за что вы платите? Что мне нужно делать?
– Переспать с дочерью, влюбить ее в себя. И в довершение жениться на ней.
– А что я должен сделать после свадьбы?
Только когда он произнес эти слова, я вдруг поняла, что затеяла. В его словах не было иронии или сарказма. Я должна была просто обозначить его дальнейшие действия. Он словно говорил о животном или о мебели. Если бы я могла отступить от задуманного плана, я сделала бы это тогда.
– Что хочешь, – ответила я. – Лети на Карибские острова, закажи круиз на Восток, а там брось ее за борт, купи дом и живи себе. Вы можете расстаться когда угодно, через пять лет вас разведут без ее согласия. Или мать захочет откупиться, если тебя это устроит. А я, когда отдам все деньги, навсегда уйду из твоей жизни.
К этому времени я смекнула, что парень проницательнее и умнее, чем я ожидала. Это делало его более опасным, но осуществлять мой план было парадоксальным образом легче. Приглядевшись ко мне, он пришел к заключению, что я не выжившая из ума старая идиотка, предложение мое реальное, а деньги легкие. И тогда он принял мой план.
Вот так это произошло – в дурно пахнущей кухне, за грязным столом два бессовестных человека заключили сделку, в основе которой лежали плоть и душа человеческая. Правда, я не верила, что у Октавии есть душа и что в комнате, кроме нас, еще что-то присутствует, некая сила, которая может повлиять на наши слова, действия и планы. Наши переговоры были вполне дружеские, но я знала, что должна помочь ему победить. Даже намек на проигрыш мог его унизить. Он стал бы презирать и меня, начни я сдавать позиции. В конце концов я согласилась дать еще одну тысячу на предварительные расходы и прибавила две тысячи к окончательной сумме.
– Мне нужны деньги на начальной фазе, – объявил он. – Я могу достать деньги, их всегда можно достать, но сейчас их у меня нет. Если захочу, они будут, но на это нужно время.
Опять это детское хвастовство – опасное сочетание самомнения и неуверенности в себе.
– Да, тебе понадобятся деньги – надо ее заинтересовать, пригласить в ресторан или еще куда-то. Она привыкла к богатой жизни, у нее всегда были деньги. Я взяла с собой две тысячи наличными. Возьми их сейчас, а я вычту эти деньги из начальной суммы.
– Нет, это дополнительная сумма – на необходимые траты.
Я выдержала паузу и потом сказала:
– Хорошо, пусть будет так.
Я не боялась, что он отнимет у меня деньги, возможно, даже убьет. Не было причины. Он может получить больше двух тысяч. Я потянулась за сумкой и вытащила деньги – все в двадцатифунтовых банкнотах.
– Удобнее было бы в пятидесятифунтовых, но они сейчас под подозрением. Много подделок. Безопаснее в двадцатках, – объяснила я.