Бесстрашный Пекка
Шрифт:
— Это же карнавал! — пискнул Медведь неестественно тоненьким голоском.
Волк задумчиво наморщил лоб. Ну да, в самом деле карнавал — ну и что? Значит, теперь Медведь — это Лиса или, может, наоборот? Но Лисонька ведь тоже была в тюрьме, была… Тут Волк почувствовал, что мысли у него в голове забегали по кругу, как лошади на арене цирка.
Он так запутался в своих размышлениях, что не замечал ужасного беспокойства волкохранов, — они были уверены, что Волк скоро захочет проверить, все ли пленники на месте. Но тому вдруг всё стало безразлично: жарко, к тому же и пить захотелось… А впереди ещё длинная программа, даже слишком… И он, с отвращением глядя на своих подданных, зарычал:
— Ну что, приглашённые… — Тут Волк зевнул так заразительно, что Лесовика тоже стало клонить ко сну. — Что сделать с этим нытиком? Башку на плаху, что ли?
Народ безмолвствовал. Хотя множество мыслей витало вокруг — даже воздух в зале стал, вроде бы плотнее, — никто не произнёс ни звука. В тишине раздавалось только сопение Волка. Сопение постепенно становилось громче, потому что он разъярялся всё сильнее и сильнее. Этот праздник должен был стать вершиной его замечательного правления! Но похоже, что вместо торжества выходит какой-то винегрет!
Волкохраны в это время делали гостям всякие угрожающие знаки и грозили кулаками. Видимо, поэтому из толпы понемногу стал доноситься неясный гул, который всё рос и усиливался: слышалось «О!», и «А!», и «У!», и уже знакомое короткое «Нет!». Волк просто не верил своим ушам!
Он осторожно отступил к своему креслу, высматривая ковшик с брагой. «Это ведь бунт!» — думал он, всё тревожнее поглядывая на лесной народ.
— Ага, ага… — сказал он как можно спокойнее. — Утверждает ли кто-нибудь, что я не слышал, как опять кричали «Нет»? — Волк изобразил дружелюбную улыбку. — Ну, давайте смелей! Признавайтесь: кто на этот раз выкрикнул свое маленькое «Нет»? Я не рассержусь на честное признание… Правдивость прежде всего! Это моя путеводная нить…
Тут Лисонька почувствовала, как слова сами по себе посыпались с ее языка. Как она ни пыталась сдерживать их, всё было напрасно; внезапно Лисонька обнаружила, что стоит посреди зала и с жаром объясняет:
— Ой, Великий Волк, миленький… я ведь совсем не собиралась кричать «Нет»… на самом деле я кричала «Йе!»… то есть я имею в виду «Да!». Так что никто ничего не кричал… особенно с этой стороны… — Лисонька запнулась на полуслове и умолкла, испугавшись, что теперь всё окончательно запуталось. Она быстренько натянула летнюю шубу Медведя на голову и скрылась в ней, как в палатке, от глаз Волка.
— Странное дело, — протянул Волк, с сомнением качая головой. Как-то слишком много и бессвязно тут болтают. К тому же и этот гость казался до чёртиков знакомым… — Ты кто такой на самом-то деле? — спросил Волк, схватившись за голову: неожиданно он совсем изнемог от усталости.
— Я — Медведь! — заявила Лисонька своим слабым, детским голоском. Все кругом так и покатились со смеху. Волк тоже слегка приободрился, потому что это уже было похоже на порядочный праздник: народ веселится, радуется… И какое же удовольствие будет — положить веселью конец…
— Ах да, да, — подтвердил он, потирая лапы, — ты же Медведь… Это яснее ясного… Маленькая барышня мило шутит со старым дядей Волком… — И Волк многозначительно ухмыльнулся: это ведь настоящий карнавал! И решил, что ему пора дать празднику надлежащее направление. — Враги! — рявкнул он так грозно, что синицы и прочая мелюзга так и посыпались с веток. Отхлебнув из ковшика порядочный глоток, Волк обратился к гостям: — Прошло времечко смеяться — наступает час бояться, — продекламировал он свой любимый стишок и самодовольно ухмыльнулся: вот теперь-то народец Зелёновой Рощи почувствует на своей шкуре, что значит нарушать порядок! Человечий щенок в тюрьме, Медведь — тоже, и ключ от его смелости лежит у Волка в кармане… Никаких преград больше нет:, вся власть переходит к волкам…
«Хотя зачем множественное число, когда я только один, — думал Волк. — Вся власть, стало быть, переходит к Великому Волку…»
Он откашлялся и заговорил медленно и торжественно:
— Вы, верно, удивляетесь, для чего я пригласил вас сюда… Конечно, карнавал… Но у меня, между прочим, есть ко всем вам небольшое дело, А именно: сейчас последует Волкоторжественное заявление, первое чтение. Объявляю и довожу до вашего сведения дополнительные листочки Lex Lupus, на языке простонародья — Волчьего Закона. И это заявление, и дополнения вступают в силу сразу же после прочтения!
В зале начались разговоры и шёпот, звери беспокойно зашевелились.
— Молчать! — заревел Волк, уже не на шутку озлившись. — Кто ещё раз подаст голос — будет болтаться на ёлке! Слушайте, что вам читают, и запоминайте своими тупыми мозгами каждое слово! Потому что всё вступает в силу немедленно!
Волк махнул лапой, и бравый глашатай выступил вперёд, гордый своей шляпой с перьями и своей ролью. Настал самый волнующий момент его коротенькой жизни. Он развернул бумагу и принялся нараспев читать:
— Дополнительные листы к Lex Lupus — Волчьему Закону, или Волкоторжественное заявление: «Я, Великий Волк, запрещаю кому-либо из обитателей Зелёновой Рощи разговаривать, в случае если я соизволю отдать такой приказ».
В толпе зверей начались шёпот и движение, потому что было трудно понять: запрещалось ли им разговаривать сейчас или когда-нибудь потом, после специального распоряжения Волка?
Великий Волк угрожающе зарычал, и сразу всё стихло. Он кивнул глашатаю.
— Второй параграфин… — читал по складам глашатай, смутно догадываясь, что тут не все буквы оказались на своих местах. — «Я, Великий Волк, запрещаю кому-либо из обитателей Зелёновой Рощи передвигаться откуда-нибудь куда-нибудь, в случае если я соизволю отдать такой приказ».
Никто не проронил ни звука, но толпа закачалась, как берёзовая роща на ветру. Что же Волк в самом деле имеет в виду? Им что, теперь так и стоять до скончания дней… или как себя вести прикажете?
Лесовик сначала пытался обдумывать услышанное, но вскоре бросил, тем более что чтение, кажется, не кончилось, — глашатай всё ещё стоял на помосте. Великий Волк снова кивнул, и глашатай зарычал: