Бестелесный враг
Шрифт:
– Это уж вряд ли, – насупившись размышлял Илья.
– Нет, я-то ведь знаю. Мне твой отец про тебя много рассказывал. И десятой части той информации, которую он мне преподносил, я, старая училка, не понимала. Но вот в чем я была уверена на все сто процентов, что он очень любил тебя и гордился тобой. После очередной победы над каким-то вирусом он приходил и с огнем в глазах, рассказывал мне, как ты филигранно решил проблему фаёрбола.
– Фаервола, – исправил Илья.
– Кого? – спросила Зина.
– Правильно говорить фаервола.
– Sorry, I can’t know all your terms (Извините, я не могу знать все ваши термины). Он часто говорил, что для любой фирмы большая удача иметь в своем штате такую светлую головушку, которую, точно, боженька нежно в лобик поцеловал. Только Николай Борисович, его юрист и несколько фанатов остались в фирме. Единственной возможностью сохранить фирму было продать все быстро и почти за бесценок. Машины, кроме одной, дачу, домик в Ялте пришлось продать, да и твой адвокат стоил гору денег. Болезнь Алины, надомные учителя, постоянные переходы из школы в школу… Ой и многое требовало денег. Но с Борисовичем мы решили деньги из-за границы не вынимать: Алине на продолжение обучения и тебе на развитие.
Алина сползла с рук брата и воркующей трелью произнесла:
– Зина, пахнет, – предупредила Алина. И сразу все почувствовали запах ароматной курицы. Зина подскочила со стула и побежала на кухню.
– Душ и мы ждем тебя к столу, – играючи скомандовала Аля.
Через полчаса в кухню вернулся тридцатипятилетний парень, ростом под сто восемьдесят – сто восемьдесят пять сантиметров, крепкого телосложения, помолодевший, гладковыбритый и вкусно пахнущий. Лицо вытянутое, нос прямой и острый. Лоб высокий, с глубокой морщиной между глаз, что добавляло внешности настороженности. Глаза большие, голубые, слегка прикрыты надбровными дугами. Коротко остриженный ежик жгучего шатена не вписывался в общий «интерьер» лица. Под глазами виднелись небольшие шрамы, кожа серая и натянутая как струна. Одет Илья в темно-серую рубашку, темно-синие джинсы и красно-белые кроссовки. Если не брать во внимание, откуда парень пришел, одежда чистая, тщательно выглаженная с белыми надписями брендовых эмблем производителей одежды.
– Садись быстрее. Я уже кушать хочу, – подгоняла брата Алина. Илья сел за идеально сервированный стол и вопросительно посмотрел на Зину.
– Она еще глуха, – вздохнув, ответила, на вопросительный взгляд, Зина. – Просто у нее открылась новая способность. Она по воздушным колебаниям как-то научилась понимать, о чем говорят, читать по губам стала просто великолепно. Мы год отдали на изучение языка жестов, но последние пять лет она им не пользуется вообще.
Стол манил горкой еще теплых сдобных булочек, свежевыжатым апельсиновым соком, свежим салатом из огурцов, курицей в лимонном соусе и тарелкой густо нарезанной мясной снедью и сыром. Илья наложил себе небольшую горку еды и с удовольствием уплетал ее за обе щеки. Аля восторженно наблюдала за братом, не веря в суть происходящее. «Он здесь… Он дома… Живой, исхудавший, но не покалеченный. – думала она. – Как же я люблю тебя, братишка. Как долго я тебя ждала. Как я ждала твоих крепких рук, которые сильно обнимут и прижмут меня к груди, как это частенько бывало в детстве. Как я любила, когда твои губы щекотали мне шейку и шепотом на ушко летела фраза: «Все будет хорошо». Как бы я желала, чтобы ты и сейчас мне прошептал: «Дальше все будет ХОРОШО!» И я поверю. Я обязательно поверю тебе. Всем сердцем поверю. Ведь не может обманывать человек безвинно обвиненный и отдавший неведомо кому десять лет своей жизни», – она молча разговаривала с братом.
Аля разглядывала его лицо, волосы, глаза и радовалась его красоте. Она удивлялась его уверенности и несгибаемости. Даже сейчас, находясь в метрах трех от него, она кожей чувствовала пульсирующие потоки жизненного тепла, исходящие от него, и обволакивающие ее с ног до головы нежнейшей негой. «Дальше все, должно быть, хорошо!» – как мантру повторяла Аля и наслаждалась, как он жадно ел. Правду говорят, что лучшее удовольствие женщина получает тогда, когда наблюдает, как ест ее любимый человек.
Илья оторвал глаза от тарелки с салатом и увидев, двух смотрящих на него женщин, слегка смутился. Алина смотрела на него снизу, положив голову на перекрещенные руки. Зина же, опираясь на плиту спиной, нервно перекладывая полотенце с руки на руку.
– Что? – вопросительно произнес Илья, – Не видели голодного?
– Всяких мы здесь видели, – поворачиваясь к закипевшему чайнику, ответила Зина. – Ты ешь наедайся. Как салатик?
– Божественно, – произнес Илья. Когда же он перешел к булочке и соку, он посмотрел как-то жестковато и задал вопрос, который, конечно, должен был встать в ближайшее время. Но никто не ожидал, что Илья его задаст прямо сейчас.
– Когда вы мне, хорошие мои, планировали рассказать, что я уже холостяк? Начнем с тебя, Зина. – Илья допил сок, оставил на блюдце надкусанную булочку и всем телом развернулся, подставив лицо обеим, чтобы лучше слышать.
– Я должна была сразу сообщить тебе, но пожалела тебя, – начала рассказ Зина.
– Меня не надо было жалеть, я не ребенок, – жестко парировал Илья.
– Я долго мучилась, сообщать ли тебе. Но сейчас вижу, что мы были правы, что не сообщили. Ты сейчас остро реагируешь, а что было бы, узнай ты правду за колючкой.
– За себя говори. И кто это мы? – отдавшись на волю злости, нападал на женщину парень.
– Мы: это я, Николай Борисович и Алина.
– Свою ответственность на малую не спихивай.
– Илья! Это я настояла, чтобы тебе ничего не говорили, – ворвалась в разговор Алина, – я очень испугалась за тебя, помня, как ты относился к жене и дочери. Я боялась, не за что ты смог бы с собой сделать, а за то, что ты мог натворить глупостей.
– Так проехали. Что же случилось? – немного отходя сквозь зубы, произнес Илья.
– После суда, Анжелика, как-то быстро сникла. Несколько раз заходила ко мне поболтать и все уточняла какие у меня планы на Алину. Один раз мне показалось, она не поверила, что я буду ждать тебя и растить Алю. В другой раз приходила и жаловалась, что ей очень тяжело, но больше всего ее Настя бесит своей болезнью.
– Как дочь? – обеспокоенно спросил Илья.
– Без изменений. Ты что не знаешь? Тебе Анжелика разве не говорила, не писала? – пришла очередь Зине удивляться. – Она же приезжала. Или в письмах должна была сообщить. Ладно, это ваши дела, но теперь я еще больше уверена в том, что в то время ничего лишнего тебе сообщать не следовала. Держись отец, болезнь дочери началась точно в тот момент, когда тебя уводили в тюрьму после решения суда.
В памяти Ильи четко отпечатался тот момент, когда после слов «Именем Республики Беларусь… считать виновным… двенадцать лет общего режима с отбыванием…», Анжелика опустила глаза и не поднимала их до момента вывода новоиспеченного невиновного зека из зала суда. Настюша все время смотрела на папу с полными от слез глазами, не шелохнувшись, не обращая внимание на рев и свист недовольных приговором друзей и знакомых. Илья, выйдя из клетки, двинулся навстречу жене и дочери, но охрана преградила путь и, применяя физическую силу, вытолкнула его из зала суда. Взгляд дочери навсегда отпечатался в памяти Ильи.