Бестолковые рассказы о бестолковости
Шрифт:
Тем временем «злобствующий», едва пришедший в себя от удручающих звуков возвращения голов и выслушавший пленительную звуковую гамму, извлекаемую акустическим речевым аппаратом, впадал в состояние глубочайшего душевного расстройства и разочарования. Он сидел, устало опустив плечи за своим преподавательским столом, и удрученно причитал: «И зачем же это я вас, Минин, вздумал спросить? Зачем я сделал это? Не жилось ведь почему-то мне спокойно. Какой же черт меня так попутал?»
Ненадолго выйдя из состояния глубокого ступора, злобствующий «препод» снова временно преображался в демократа и опять начинал заискивающе сюсюкать: «Ну вспомните, ответ на этот вопрос содержится в синенькой такой книжечке. Вы же знаете, что по нашему курсу написано две книжечки. Одна из них такая красненькая, а другая синенькая…». В этот момент откуда-то из последних рядов раздается
У злобствующего в своем фальшивом демократизме «препода» случайно перехватившего эту полную безнадежности фразу, язык вдруг судорожно прилипает к небу. Он успевает еще произнести что-то вроде: «Ну фтос, офтается только фавелеть!» и временно выключается. Он остается безучастно сидеть за столом, даже когда военные сообщают ему об окончании занятий и о своем желании немедленно уйти.
Так и не получив благословления, военные в непривычном для себя беспорядке шумно покидают пыточную. И еще долго-долго переполняет их чувство громадного такого облегчения. Это просто громадное, трудно описуемое такое чувство. Чтобы ощутить его, надо либо побывать у «злобствующего» на занятиях. При этом постараться прийти к нему абсолютно неподготовленным. Либо не ходить никуда, а просто съесть, например, килограмма эдак три горячего бараньего плова и запить все это ледяной водой из зараженного колодца. Соизмеримые могут получиться в непродолжительном последствии ощущения. Но так, или иначе долгожданное облегчение все-таки когда-нибудь наступит. Ну да ладно, шут с ними, с облегчениями этими. Пронесло, так пронесло. Чудом просто как-то в этот раз пронесло. Можно только порадоваться в этот раз за военных.
Была еще одна категория «преподов». Это были «преподы», ну просто воинствующие оптимисты какие-то. Один из них перед началом каждой лекции коротко напоминал военным о негативных процессах, протекающих в загнивающем капиталистическом мире. Иногда, правда, оговаривался. Мог сказануть что-нибудь эдакое, например: «Гниет ведь, сволочь, а как при этом сладко пахнет!» Или же: «Да, капитализм стоит, раскачиваясь всей своей нестабильностью и неуверенностью в завтрашнем дне, на самом краю зияющей пропасти и смотрит, как мы там… на ее дне… В общем, чего-то там строим…».
Но не всегда он так оговаривался. Обрисует сложную обстановку в мире, раздразнит военных описаниями звериных нравов, царящих внутри этого сладко загнивающего в процессе раскачивания над бездонной пропастью империализма. Разозлит, стало быть, впечатлительных военных, чтобы, значит, злее были и учили лучше матчасть. И анекдот может рассказать про эту матчасть. Например, о том, как сбили над Китаем наш новейший суперсекретный, неизвестно как залетевший на сопредельную территорию, истребитель. И вот подводят любознательные китайцы катапультировавшегося летчика к довольно хорошо сохранившимся обломкам истребителя и любопытствуют, показывая на какую-нибудь деталь: «Это сьйто такой?». А летчик еще ведь не успел ничего выучить, истребитель-то новейший, да еще суперсекретный. Не было, видать, времени у летчика на изучение матчасти, да и допуска соответствующего на изучение суперсекретной документации, наверняка, у него не было. Очень долго его оформлять. Ну и не мог он ответить ничего не в меру любопытным китайцам. А те все тыкают в различные детальки: «сьто такой» да «сьто такой» и, не услышав ответа, бьют нунчаками по гениталиям, показания, значит выбивают. Наконец, подняли скандал в высоких дипломатических кругах и вызволили летчика из плена. Сослуживцы набежали: «Что ты, Вася? Как ты? Как здоровье-то твое? Как там поднебесная?» А Вася им: «Мужики, бросайте все и изучайте всеми силами своими новейшую нашу матчасть! Ох, и сильно бьют же за нее узкоглазые!» И извинясь так, с грустной такой улыбкой на губах смотрит на подскочившую было к нему в радости, соскучившуюся по нему жену.
Вот так, закончит оптимист тематический свой рассказ в анекдотической форме, а затем и огорошит обучаемых матчасти военных неутешительными результатами последней контрольной. Оказывается, военные глубоко заблуждались и при расчете оптимальной длины какого-нибудь СВЧ-волновода спутали какие-то узлы с какими-то пучностями. И получился у них не то чайник, не то кружка, а у некоторых образовалась еще и неведома зверушка. Но никак не оптимальный волновод с радостно распространяющимися по его металлическим стенкам H и E волнами.
А огорошив, взглянет на уже совсем озабоченные лица военных полным оптимизма взглядом и подведет короткий, полный оптимизма итог: «На самом деле ничего страшного не произошло, товарищи военные, не переживайте, несмотря ни на что жизнь продолжается. И запомните — безвыходных ситуаций не бывает!» Полон он оптимизма и в ходе многочисленных попыток сдачи экзаменов обучаемыми военными: «Ха-ха-ха, вы же не знаете ничего! Хе-хе-хе, ну абсолютно! Хо-хо-хо! Два балла! Ху-ху-ху!»
Но со временем обучаемые военные научились адаптироваться и к покорным свои слугам, и к «злобствующим», и к оптимистам, и к педантам и ко многим-многим другим.
Был, к примеру, в преподавательской среде один такой достойный отдельного рассмотрения индивидуум. Всем индивидуумам он был индивидуум: рост за два метра, косая сажень в плечах и умные, слегка выпуклые глаза. Потрясающее, редко совместимое сочетание внешних данных и ума. Но природа требовала свое — внешние данные и мозги нуждались в постоянной подпитке. Поэтому ел он практически непрерывно и был постоянно голоден. Начнет, к примеру, экзамен принимать, поест перед этим и поначалу вроде бы все ничего. Жестковато, правда, но объективно, по крайней мере. А чуть подальше — проголодается, рассвирепеет, и пошло-поехало. Военные быстро эту физиологическую особенность просекли. Подсуетились, достали дефицитную, по безхолестериновым тем временам, копченую колбасу и ломтиками ее аккуратненько так на бутербродики и полсотни бутербродиков на большую такую тарелочку и прямиком на преподавательский столик. А еще туда же и «Пепси-колы» ящичек небольшой, ростовского розлива. (Напомним, что это было начало колАнизации великой страны, «Пепси-кола» только начала появляться на витринах советских магазинов и тоже была страшно дефицитным товаром. Было бы, наверное, лучше, если бы она таковым по сей день и оставалась. Есть, опять же, такое непонятно откуда взявшееся ощущение, что развал великой державы начался с нее, с колы этой, будь она неладна).
А тем временем процесс оценки неудовлетворительных знаний исключительно на «хорошо» и «отлично» постепенно налаживался. Налаживался по мере уменьшения высоты пирамиды дефицитных бутербродов и неуклонного роста высоты пирамиды пустых пепсикольных бутылок, выросшей в некогда пустынной урне, заботливо размещенной в непосредственной близости от жаждущего. Наконец жаждущий в непродолжительной своей сытости, ярко выраженный индивидуум достигает крайней степени благодушного своего состояния и предлагает военным перейти к самооценке. Т. е. военным предлагается тихо входить, тянуть билеты, письменно отвечать на вопросы и тут же свои ответы оценивать. Ну конечно же, строго и объективно. Далее оценки надо проставить в зачетку и подать на утверждение жующе-запивающему. Он потом распишется. Немного попозже. А объективные военные никуда и не торопятся. Они так строго к себе прицениваются, впендюривают себе объективную оценку и выходят в коридор. Тактичность проявляют. Не хотят смущать благодушного жующе-запивающего индивидуума бесполезным присутствием своим.
Постепенно совершенствовались обучаемые военные в нелегком своем ремесле. Принялись они как-то с целью повышения среднего бала безнадежной своей успеваемости изготовлять так называемые «бомбы». «Бомба» — это, не подумайте ничего плохого, внешне вполне безобидный предмет, ничего общего с народовольческим движением не имеющий. Если быть немножечко точнее, то и не предмет это даже вовсе — это такой листок бумаги. Листок бумаги формата А4, на который заносится подробный ответ на какой-либо экзаменационно-каверзный вопрос.
Непосредственно перед экзаменом определенному замкнутому множеству особо продвинутых в учебе военных эти листочки раздаются (иногда листочки несут на себе следы специальных штампиков, временно похищенных из лаборатории экзаменующей кафедры).
Военные, являющиеся элементами замкнутого множества, наносят на листочки эти всю необходимую для успешного ответа на вопрос информацию. Листочки затем собираются в общую кипу, разбиваются на десятки и укладываются в специально сшитый мешочек с кармашками. Количество кармашков должно соответствовать количеству десятков информационных листков-«бомб». Десятки «бомб» рассортировываются затем по карманчикам (дабы не запутаться и опять же легче доставать будет эти «бомбы» в суровых экзаменационных условиях). Мешочек крепится на специальных резиночках к туловищу «бомбардировщика» — подготовленного специальным образом военного, заходящего в аудиторию, оборудованную для сдачи экзамена, в числе первых. Военные ведь сдают экзамены порционно, как правило, по пять человек.