Бестолковые рассказы о бестолковости
Шрифт:
Вот и с военными приблизительно так же. Следует череда скучных однообразных событий, а военноначальствующие начинают снова все передергивать, ставить все просто с ног на голову и говорить о каких-то происшествиях. Они порой просто начинают терминологически бесчинствовать, учинять, прямо-таки терминологические беспределы какие-то. Это же надо додуматься было до того, чтобы взять и просто так называть какие-нибудь рядовые совершенно события «залетами». Как будто военные — это какие-нибудь легкомысленные дамы, которые сначала куда-то там известным всем образом «залетают», а потом оказываются в интересном положении.
Ну подумаешь не рассчитал, допустим, военный сил своего организма, брошенных на нейтрализацию попавшего случайно внутрь него алкоголя. Ну ладно, не случайно, конечно же. Вовсе даже детерминировано — к нему с малой родины приехал друг его безоблачного детства. Случайным оказалось количество этого ненавистного для всех военных алкоголя.
Да, наверное, и количество нельзя назвать абсолютно случайным. Давно известно всем военным, чем отличаются планы на проведение учений и планы на употребление горячительных напитков. На учения планируется
Вот так, к примеру, только отъехали полные злобной решимости и ненависти к врагу от так называемого места постоянной дислокации. Бах! Взмывает в небо яркая в сигнальности своей ракета — «Делай, как я!». Военные — они ведь любят в небо всякую горючую дрянь пулять. Нет бы наладить нормальную связь в совершающей марш колонне. А потом уже и ехать себе спокойно в тревожно зовущую даль. Ехать и подавать различные отрывисто-управляющие, специфические такие военные команды. Например, снять так в ходе движения очень похожую на обычную, но на самом деле сугубо военную телефонную трубку, специальным образом притороченную к портативной радиостанции и отдать короткую в лаконичности своей команду: «Всем военным вертаца взад!» И все, проще ведь не бывает. Все военные сразу начинают искать удобный разворот-повод в осознанном порыве тут же нащупать пути наискорейшего взад попадания.
Но у военных должно быть все сложным по определению. Какие-то эти военные все насквозь парадоксальные — все время стремятся ко всего и вся упрощению, а в итоге это все гипертрофированно усложняется. Иногда едут ведь за сотни верст с одной лишь только целью: чтобы, значит, связь установить на многие тысячи километров, и не простенькую какую-нибудь, а какую-нибудь многоканальную, засекреченную даже связь. А в колонне, на десяток каких-то несчастных километров ну никак у них не получается. Эффект «вреднейшего из всех вредных» уважаемого старикашки Доплера, видимо, сильно препятствует им в установлении нужной такой телекоммуникации. На страшных-то их скоростях наступательного военного порыва. А без связи этой, пусть такой, на первый взгляд, примитивненькой вечно блудят эти военные по разветвленной паутине специальным образом обозначенных направлений автомобильного движения, и ищут друг друга. В народе уже давно появилась такая примета: «Вон, военные остановились, — говорят аборигены мест, в которых в очередной раз эти военные заблудились, — ага, большую карту достали, все понятно — значит сейчас прибегут и будут про дорогу спрашивать!»
Вот и мучаются вечно эти военные сами, да еще и природу окрестную угнетают. «Делай, как я!» И бывшее, казалось бы, только вот сейчас головным, грозное такое моторизованное штатное средство передвижения проносится мимо вас в обратном направлении. Вжик! Все, конец учениям! Делаем, как Он. Домой! Топливо надо экономить, а потом писать всякие бумаги о героических своих подвигах в глубоком тылу напрочь деморализованного противника. Всякий военный может вам подтвердить справедливость многократно проверенного военной жизнью правила: «Сделал — отпиши! Не сделал — два раза отпиши!» А как только фантастические военно-приключенческие рассказы закончены, можно приступать к прагматичному списанию топлива. А чего, собственно, списывать-то? Топлива-то нет уже давно. Истрачено оно на рейды по глубоким тылам. А как же трофеи? Да откуда им взяться, трофеям-то этим, противник ведь пошел какой-то странный — условным прикидывается. И у него, условно поверженного этого, тоже своя отчетность имеется. И нет в отчетности этой сухой такой финансовой строчки: «Подкуп победителя с целью пробуждения в нем снисходительного отношения к побежденному». Поэтому часть несуществующего топлива остается про запас, на всякий непредвиденный для всех военных случай. Другая же часть сначала совершенно естественным способом испаряется, а затем, так же естественно, конденсируется в баках личных автомобилей особо заслуженных военных. Да-да, именно тех военных, которые особым образом отличились в недавно закончившихся безоговорочной победой боях. В качестве компенсации, так сказать, за неполученные, в результате бюрократических проволочек, заслуженные в боях трофеи.
Вот такие порой грандиозные верстались военные планы и нередко именно так вот они и выполнялись, в сокращенном таком варианте. А вот относительно планов на употребление горячительных напитков дела обстоят совершенно иначе. Задумывается, как правило, совсем немного. Совсем «по чуть-чуть». К примеру, один военный говорит другому: «Слышь, военный. Пойдем-ка, маханем по сотенке и по домам!» А получается, что возвращаются по найденным где-то по пути и не важно уже каким домам только под утро и предельно утомленные борьбой с зеленым змием. А на завтра как ни в чем не бывало выходят они на свою трудную службу. Выходят вместе с остаточными явлениями предельной усталости. Но усталости этой никто не должен заметить. Поэтому весь день деловито ходят они туда-сюда до синевы выбритые на скрипящих зубами волевых усилиях и даже выдавливают из себя какие-то краткие команды. Руководят они войсками, силами и оружием. При этом отдача команд происходит преимущественно на вдохе (никто не должен ничего учуять). Постоянно сдерживают они себя в такие дни от внезапных приступов желания куда-нибудь и чем-нибудь стрельнуть. Здесь главное не беспредельничать и уметь вовремя остановиться. А то можно ведь так пульнуть… Не тем чем-нибудь, да еще куда-нибудь совсем не туда… Недаром же когда-то один наш фруктовый политик говорил про одного нашего не просыхающего от глубокого пьянства президента: «Совершенно не важно, какие президент принимает решения, важно в каком состоянии он их принимает!» Поэтому военные перед принятием особо важных решений никогда не выпивают. С выпивкой у военных всегда очень строго. Все под контролем.
Военных ведь, когда их принимают в военные, все время спрашивают, прямо вот так, сразу по-военному, в лоб: «Вы водку пьете?» Не умеющие еще врать будущие военные отвечают: «Пью, конечно. Но всегда с отвращением!» И размещают на мордах своих лиц правдоподобную гримасу отвращения. Принимающие военные сразу понимают: «Наш человек!» и торжественно принимают правильного ответчика в военные. А если ответ звучит как-то иначе, то ответчика просто игнорируют, ему очень вежливо так говорят: «Спасибо, были очень рады познакомиться с вами. Мы вам обязательно позвоним». А сами, даже и не думают никуда звонить. И это правильно. А потому как не фиг таким субчикам делать в суровой военной среде. Потому неправильный этот субчик либо патологический лжец по природе своей либо абсолютный трезвенник. А не один ни другой военных не устраивает. Потому что изначальный лжец, попав в военную среду, может так сильно спрогрессировать в этом направлении, такого натворить, что через некоторое время другим, нормальным военным мало не покажется. А абсолютных трезвенников военные просто панически бояться и поэтому тоже всячески игнорируют.
Так вот, встретился военный, значит, со старинным своим другом. Другом такого далекого уже детства. Посидели, поговорили, вспомнили босоногое сибирское детство свое. Вспомнили, как, уже будучи юношами, охотились в тайге на белок и били их из дробовиков прямо в глаз, чтобы, значит, шкурку не попортить. Ну и всякое такое. Друзьям всегда есть о чем поговорить. А когда военному настала пора уходить, он вдруг понял, что сделать это без посторонней помощи ему вряд ли сегодня удастся. Но причем здесь посторонние? Рядом же друг. Друг оказался менее восприимчивым к алкоголю и благополучно доставил военного прямо до впускающих пока еще стандартных врат со звездами.
Остатки сознания военного, зафиксировав знакомые пятиконечные знаки, начинают протестовать. Остатки рисуют яркую картину лаконичного военного доклада о прибытии самому старшему из дежурных. Остатки призывают отказаться от формализма и указывают на высокий забор.
Помог друг и на этот раз, привлек проходившую мимо общественность, и вялое тело военного с соблюдением правил и мер безопасности было водружено на край забора и затем мягко соскользнуло вниз. Соскользнуло прямехонько на голову одного из военноначальствующих, оставленного ответственным по факультету и любившего час от часу прогуляться вдоль периметра забора, оберегавшего военных от тлетворного влияния окружающей действительности, от, так сказать, греховных ее соблазнов. Пока военноначальствующий приходил в себя от увесистого подарка небес, все те же остатки сознания подхватили пластилиновое, пропитанное алкоголем, тело военного и переместили на недалеко расположенную помойку. А где же еще можно было укрыться военному на всегда и всеми хорошо просматриваемой территории компактного проживания всех военных сразу? Кроме того, почти по всей площади этой территории постоянно сновали военноначальствующие, находящиеся в режиме постоянного территориального мониторинга. Исключение составлял как раз этот небольшой, стыдливо огороженный, кусочек общей территории. Туда военноначальствующие заходить не любили. Все время проходили мимо, брезгливо морща могучие свои носы. Иногда, правда, по долгу, так сказать, военной службы, им это все же делать приходилось. Ну, например, когда какой-нибудь еще более военноначальствующий вдруг озаботится состоянием дел на этой самой помойке, или же, когда, например, исходящий от нее смрад достигнет такой концентрации, что начинает угнетать находящегося на значительном от помойки удалении скучающее в своем объемном кабинете лицо еще более военноначальствующее. Шумно вдохнув окружающее зловоние и сформировав вслух оценочное суждение о его концентрации, лицо, наконец-то, решительно снимает телефонную трубку и вежливо так интересуется: «Вы что там, сволочи, совсем о…ли что ли? Вы что ждете, что я, целый я, приду к вам, возьму лопату и начну ваше говно разгребать?! Я, конечно, не поленюсь и сейчас приду! И всех вас, б…ей, в вашем же говне и утоплю! Всех, без исключения! Если бы вы знали, как вы мне все ос… ли, педерасты ленивые!» Хлоп трубку на место. И расслабленно прикуривая откидывается на спинку любимого кресла. Он ведь сам никуда, хитрюга и опытный ленивец, никогда уже не пойдет. Потому что, если теперь прийти, надо будет выполнить свое обещание. А если его выполнить, то кто же тогда будет с удушливым зловонием воевать? Знает он, что в силу достигнутой великости его, на том конце телефонного соединения и так уже все трусливо забегали в поисках необходимых лопат, а найдя их суетливо упаковывают дискомфортное зловоние в относительно герметичную тару…
Только вот такие проникновенные телефонные звонки могли подвигнуть всегда мгновенно лояльных военноначальствующих на высочайшие подвиги личного руководства уборкой зловонно-помоечно-скользкой территории. При этом старались они вглубь, далеко так не заходить. Встанут у въездных ворот и выкрикивают какие-нибудь команды с французским прононсом зажатых прищепками носов. А если вдруг по делам все той же военной службы им все же приходится немного углубится внутрь зловонно-нелюбимого участка относительной суши, ну, допустим, тупые до нельзя военные попались — не в тот бачок задуманное им зловоние вдруг по дури своей загрузили. В этом случае, военноначальствующий брезгливо перемещается, высоко задирая согнутые в коленях нижние свои конечности и аккуратно в боязливости своей, ставит ступни бестолково натруженных конечностей в места относительной суши. Ну, просто ни дать, ни взять, как в народе говорится, вылитые цапли на болоте, а отнюдь не мужественно исполняющие свой долг без страха и упрека лояльные военноначальствующие.