Бэстолочь (сборник)
Шрифт:
Мезенцев поморщился, точно от внезапной боли, и гаркнул так неожиданно и громко, что я вздрогнул:
– Меня нет дома!
– А я уже сказала, что сейчас позову тебя, – ответили ему из-за двери.
– Ну и дура, – тихо произнес Дмитрий Андреевич и, картинно разведя руками, поднялся и вышел из комнаты.
Перемахнув через невысокую оградку, трое субъектов, позвякивая в темноте бутылками, направились к скамейкам и столикам, с четырех сторон окруженным кустами
– Гляди ты, уже починили! – изумленно воскликнул один из субъектов, самый долговязый и молодой. – Вот это сервис!
– Да не ори ты! – сердито заметил другой, поприземистее и постарше.
– Спокуха, Петрович! Чувствуй себя как дома, понял, – заверил его долговязый.
– А чего починили, Сань? – спросил третий субъект с глазами настолько испитыми, что они светились в темноте.
– Да Витька вчера сел на одну из парт, а она под ним – хрясь! Он на другую, а она опять – хрясь! Умора!.. Ну, Витька, из литейного, знаешь ты его! Здоровенная туша! – пояснил долговязый Саня.
– Тише ты! – снова цыкнул на него приземистый Петрович.
Они уселись на низенькие парты, с трудом просунув ноги под столы, упершись в них снизу коленями.
– Сервис! – восторженно повторил Саня.
– На-ка, открывай лучше, – велел Петрович, протягивая бутылку.
– Эк не терпится человеку!.. Ну ладно. Да растечется влага небесная по периферии телесной. Так, что ли, в Священном Писании? – сострил Саня, принимая бутылку. – Вынимай закуску, Кузя, накрывай на стол, как учили.
Саня засунул горлышко в рот, рванул головой, с хлопком выдернув пробку, и вдруг замер.
– Чего ты, Сань? – участливо спросил его Кузя. – Зуб сломал?
– Ой! Кто это? – удивленно произнес Саня, вглядываясь в темноту.
Дружки проследили за его взглядом и прямо перед собой возле сиреневой изгороди увидели фигуру очень высокого и широкого в плечах человека.
Собутыльники оторопели. Первым нашелся Петрович.
– Тебе чего? – спросил он у фигуры.
Фигура безмолвствовала, а ответ прозвучал сзади, за спиной у мужичков:
– Поставь бутылку!
Собутыльники разом обернулись, но никого не увидели. Саня на всякий случай поставил бутылку на столик, держась за горлышко, потом повернулся к темной фигуре и как можно свирепее крикнул:
– Чего надо, говорят?!
Фигура опять не ответила, а вместо ответа слева в проходе через сиреневое кольцо появилась другая фигура, помельче, правда, комплекцией.
– Поставь бутылку! – повторил все тот же властный голос за спиной у мужичков.
– Что за шутки, ребята? – примирительно спросил Петрович.
– Сань, поставь лучше бутылку, – попросил Кузя.
– А я что, не поставил, что ли? Да чего им надо-то?! – со страху возмутился Саня и вскочил. От его резкого движения хрустнула спинка на детской скамеечке.
– Пора начинать, товарищи! – раздался другой голос, но теперь справа.
Две фигуры медленно двинулись к собутыльникам.
– Чего ты! Чего надо-то! Как врежу сейчас бутылкой по мозгам! – тут же забормотал Саня, подбадривая себя. – Только подойди, понял!
Он замахнулся бутылкой, и вино полилось на траву.
– Сань, не надо! Кончай, Сань! Поставь бутылку! – всполошился Кузя, схватив Саню за руку.
– Не, пускай подойдет. Пускай подойдет, понял!
Исполинская фигура, дойдя до первого ряда парт, остановилась, а та, что была слева, продолжала наступление. Когда она приблизилась к Сане, тот вырвался от товарища, подался вперед, но тут же остановился.
– Ты чего?! – в ужасе воскликнул он, опуская бутылку.
На него смотрела сплющенная рожа, безносая, безухая, с растянутыми в узкие щелки глазами.
В следующий момент фигура выхватила из-за спины металлический прут, коротко взмахнула им и ударила по бутылке, разбив ее вдребезги и обрызгав мужика остатками вина. Взвыв то ли от обиды, то ли от страха, Саня ринулся на противника, но вдруг дернулся назад, схватился за горло и упал навзничь.
Сцены этой оказалось достаточно, чтобы двое Саниных знакомых рванули наутек в освободившийся проход между кустами, бросив собутыльника на произвол судьбы.
Едва они скрылись, из кустов вышли еще две фигуры. Одна из них – в пиджаке и белой рубашке с галстуком – не спеша наматывала на локоть веревку, заарканившую Саню и повергшую его на землю. Приблизившись к поверженному и склонив над ним обезображенное лицо, фигура в пиджаке произнесла медленно и отчетливо:
– Слушай меня и передай своим алкоголикам. Здесь живут маленькие дети. Здесь они занимаются, рисуют, учатся, так сказать, прекрасному… А вы, подлые скоты, приходите сюда распивать напитки, ломаете парты, топчете траву и оставляете кожуру от колбасы. Если вы еще раз, понимаешь ли, сунетесь сюда… Чтобы духу вашего здесь не было! Надеюсь, ты меня понял! А теперь убирайся!
Саня держался руками за горло и не решался пошевелиться. К ним подошли двое с обезображенными лицами. С Сани сняли петлю, подняли его на ноги и легонько толкнули в спину. Последнее, что услышал убегающий Саня, были слова одной из фигур: «Товарищи, давайте быстренько соберем осколки, чтобы пацаны не порезались. Дима, посвети, пожалуйста».
Дмитрий Андреевич вернулся в комнату.
– Черт бы их всех побрал! – выругался он, впрочем, беззлобно и, видимо, о другом совсем думая. – Так на чем мы остановились?