Бесы с Владимирской горки
Шрифт:
– Я могу, – сказала младшая из Киевиц. – И Мир может. Он привидение, он может зайти даже дальше меня. Вместе мы точно протащим тебя… Попробуем?
Всего пятнадцать минут спустя они уже стояли рядом с Софией – самым старым храмом Киева на самой прекрасной площади Города, похожей на волшебное зеркало, где бело-голубые тела Софии Киевской и Михайловского Златоверхого словно отражались друг в друге двумя стройными колокольнями с маковками, двумя многоголовыми и златоглавыми храмами.
Их одежда вполне подходила для похода
Маша крепко взяла Катю под руку, Мир Красавицкий приобнял ее с другой стороны – двое сопровождающих Катерину Дображанскую переглянулись, кивнули друг дружке…
В ухо свистнуло знакомое заклятие для перехода в Прошлое: «Именем Отца моего велю, дай час, который мне должно знать».
И, дважды моргнув, Катя перенеслась на несколько столетий назад…
И обмерла, застыла в изумлении, окутанная ледяным пронизывающим холодом.
Страшное, жуткое впечатление представлял этот незнакомый ей Киев XVI или XVII столетия – мертвый Город.
Привычной глазу Софийской колокольни еще не было, не было и белокаменной ограды, а окна казавшегося сейчас одиноким и неприкаянным обветшавшего храма Премудрости Божией были заколочены досками.
За ним просматривались руины Золотых ворот и остатки земляного защитного вала князя Ярослава, местами поврежденного, но все еще высокого, упрямо отражавшего неумолимое воинственное движение времени, не пощадившего Великий и прекрасный Город древнерусских князей.
Катя сделала несколько неуверенных шагов, то и дело оглядываясь, впитывая в себя впечатления – пять разрушенных церквей вокруг Софийского храма: Ирининскую, Георгиевскую, святой Катерины и еще две, чьи имена, она никогда не слышала. Тонкие тропинки между неизвестных ей нагромождений камней. И чью-то черную козу, безмятежно прогуливавшуюся между остатками великой Истории.
– Какой нынче год? – спросила Дображанская.
– Полагаю, сейчас 1600-е годы, – сказал Мир Красавицкий. Судя по равнодушному тону, он уже бывал тут не раз. Скорее всего, они с Машей облазили все ближайшие столетия, как иные влюбленные обходят кафе, фестивали, тусовки и ярмарки.
– Но почему Киев выглядит так… ужасно?
– От хана Батыя до хана Менгли-Гирея было много нашествий. И Верхний Киев на столетия превратился в Город мертвых, – печально объяснила Маша.
И Кате припомнилась сказка о Спящей красавице и ее заколдованном царстве.
Конечно же, здесь были люди. И впереди высился еще один оставшийся в живых – Михайловский Златоверхий собор, еще однобашенный, но с горделивым одним-единственным в Киеве золотым верхом. И кое-где даже лепились домишки, бескомплексно, как трава, пробившаяся сквозь мертвый асфальт, втиснувшиеся между останками древнего Киева.
И все же, Катя осознала это впервые – тот прежний, Великий княжеский Киев Владимира и Ярослава никогда не воскреснет. Как не воскреснут Помпеи. Не восстанет из пепла Троя. Не поднимется со дна Атлантида.
И невесть почему, этот Город на холме тоже показался
И золотой купол однобашенного Злато-Михайловского сиял как огонь маяка посреди моря руин.
А потом перед Катей предстала главная жемчужина этого града, когда, пропетляв меж развалин, они зашли в еще крохотный, однокупольный, Михайловский храм с древними иконами и тронутыми плесенью стенами, и подошли к расположенной слева от входа раке святой Варвары в маленькой нише.
Она и впрямь напоминала жемчужину, покоившуюся на морском дне в полураскрытой раковине – белую, перламутровую, наполненную неведомым светом.
И у Кати перехватило дыхание.
Девушка в простом деревянном гробу, в позолоченном деревянном уборе на бледном челе лежала в раке как живая. Совершенно живая! Кате довелось повидать немало мертвецов и осознать, что истинно мертвые всегда отличаются от живых – в них нет энергии, духа, они лишь пустая захолодевшая оболочка.
Но девушка и правда казалась спящей – Спящей красавицей в заколдованном мертвом Городе.
«Восковая кукла? – подумала нехорошее Катя. Самооправдалась: – Ведь так не бывает…» – И устыдилась своих мыслей. Но не смогла их прогнать.
К ним уже спешил местный служитель в темных вороньих одеждах. Но Мир Красавицкий отвлек его внимание на себя, увел в противоположную часть церкви – заговорил, задал какой-то вопрос, притом на латыни. Катя и не догадывалась, что он знает латынь. Но что они вообще знают о Мире? Чем живет и дышит их одомашненный призрак? Его движения были властными и уверенными, как у царской особы, и чернорясый сразу принял его власть, отвечал старательно, немного волнуясь.
Катя прислушалась, но уловила всего несколько слов: «бесы», «голова Владимира…».
– Сколько Варваре лет? – тихо спросила она у Маши.
– Трудно ответить. Нет никаких реальных подтверждений ее существования – только церковная легенда. А по легенде ее мощам примерно тысяча триста лет [1] .
– Но ведь так не бывает… Мертвые не могут выглядеть так!
– Катя, если здесь и сейчас, в XVII веке ты будешь стоять и думать, что так не бывает – мы зря пришли сюда, – беззлобно укорила ее Ковалева.
1
Согласно «житию святых» Дмитрия Ростовского, св. Варвара Илиопольская умерла в 306 году.
– Хорошо. Хо-ро-шо, – проговорила Катерина одними губами.
Она приблизилась к раке святой. Огляделась вокруг – ради отсрочки, не ради впечатлений. Пытаясь сосредоточиться, настроиться на чудо, в которое ей никак не удавалось поверить, она отметила, что храм переживает не лучшие свои времена, зато на стенах еще сохранились чудесные византийские мозаики, а пол украшен разноцветными камушками.
– Был город великий, великий город был Владимира нашего. А нынче, нынче… – громко вздыхал в дальнем углу чернорясый служитель.