Бесы
Шрифт:
– Садитесь, Евгений Васильевич! Что намерены делать в такой ситуации? – cразу напрямик задал самый животрепещущий вопрос Герман Соломонович.
А Зальцман и без того уже успел изрядно перенервничать. Когда всё только началось, он не придал происходящему должной серьёзности. И где только глаза были? Ему очень хотелось продемонстрировать всем свою организованность, решимость и самостоятельность в принятии решений при всеобщей панике и хаосе, – вот он и выскочил на улицу, чтобы пройти к проходной и дать подчинённым ценные указания, да и угодил прямиком в когти дракона! Не приведи Бог! Теперь только и осталось, что выкинуть растерзанное новое пальто. А уж сколько ссадин и ушибов наполучал, пока до проходной добрался – просто кошмар! Ладно ещё, хоть без переломов обошлось! Но больше всего было обидно то, что никто, ни единый человек, – на помощь не бросился! Даже подняться не помогли, когда змеи его по земле катали как футбольный
– Я вот что предлагаю, Герман Соломонович. Ввиду чрезвычайно опасной ситуации, когда прервана всякая связь, нужно снарядить группу охранников, чтобы они смогли пробиться до полиции и сообщить о наших делах, – а там уж сообразят, что надо предпринять для спасения завода.
– Мы не можем так людьми рисковать, Евгений Васильевич, – озабоченно надломив брови и придав голосу максимум озабоченности, важно ответил директор. – Если только кто-нибудь добровольцем захочет вызваться, а так – нет! Посмотрите в окно – сплошная тьма и вонь, света божьего не видно, да ещё эти твари огнём плюют – как минами швыряют! Так кого и куда мы пошлём? Эх! – обречённо махнул рукой Альшвангер.
Герман Соломонович встал, прошёлся по кабинету и остановился у окна, напротив которого была расположена автостоянка для служебного транспорта. Зрелище нарисовалось ужасное! Несколько автомашин, в том числе и новенький шикарный директорский лексус, – горели мощным пламенем. «О, прощайте, прищуренные японские глазки! Я любил вас!» – сентиментально попрощался растроганный Герман с любимым автомобилем, и скупая мужская слеза задрожала над отёчным нижним веком директора. Очень скоро к звериным воплям драконов добавились взрывы машин, и огонь стал быстро распространяться по заводу. И в пламени огня было хорошо видно, как летали, кувыркались и метались разъяренные твари всех мастей и размеров, а уж бесчинствовали они – кто во что горазд! Один из драконов почувствовал взгляд директора, обернулся и, ощерив жуткую безобразную пасть, ринулся на него. Герман Соломонович в испуге отпрянул от окна, уже почти готовый расстаться с жизнью, – но евроокно выдержало первый натиск змея! Однако змей не собирался отступать: злобная тварь снова и снова билась в стекло! А парализованный страхом директор стоял, как вкопанный, и лихорадочно вспоминал, что только на его этаже установлены новые стеклопакеты, а на первых двух этажах оставались старые трухлявые деревянные рамы. Во время ремонта их хорошо прошкурили, проолифили и заново покрасили, – словом, придали товарный вид, а на сэкономленные при этом деньги директор с женой, детьми, тёщей и тестем – съездили на три недели отдохнуть в Италию. А сейчас он стоял посреди кабинета как соляной столб и проклинал себя за жадность и допущенную оплошность, которая может теперь стоить ему жизни. Но кто же знал, что так получится?
Тут же до его слуха донёсся звон битого стекла, безумные истошные вопли женщин и топот бегущих людей. И Герман понял, что – всё, конец, пал последний бастион! На первом этаже располагалась охрана, на втором несколько кабинетов занимали заводские отделы, а остальные сдавались в аренду. Ну а на третьем – находился он сам, два его зама, секретарь, бухгалтерия и экономисты. И теперь с нижних этажей все бежали к нему на третий – спасаться! А побледневший начальник охраны так вжался в кресло, что, наверное, даже трактором было невозможно сковырнуть его оттуда! Евгений Васильевич прекрасно понимал, что ему тут больше делать нечего, но никакая сила не могла бы сейчас сдвинуть его с места, – ему было страшно! Директор посмотрел на него, хотел было что-то сказать, – но говорить ничего не стал, только устало махнул рукой: да чёрт с тобой, сиди! Поносная ты жижа, а не начальник охраны! И принесло же тебя на мою голову!
Внезапная подленькая мыслишка молнией пронзила директорскую голову: надо срочно запереться в комнате, где был накрыт стол для праздничного банкета! Там его никто не достанет! Тут же, некстати, подумалось об арендаторах, – все они сейчас понесут убытки и могут предъявить за эти убытки немалый иск. Заодно его «подтянут» за десятимесячную невыплаченную зарплату, уже намёки были – профсоюз что-то зашебутился. Уж, казалось бы, прикармливаешь их, прикармливаешь, а волк всё-равно в лес смотрит! Да ещё совсем не вовремя – угрозы о предстоящей забастовке, будь она неладна! Организаторы обещали, что целый месяц после Нового Года никого не подпустят к рабочим местам, если администрация не удовлетворит их требования. И кроме того ещё грозились голодовкой, причём собирались пригласить на это безобразие радио
Но как бы то ни было, – а что с ним самим будет дальше, директор не знал. А люди уже поднялись на третий этаж и все наперебой взволнованно говорили о жертвах. Мужчины дружно бросились баррикадировать входы на этаж, хватая для этого кресла, шкафы, столы, – в общем, всё, что только смогли передвинуть и поднять. Начальник охраны смог, наконец, отлепиться от кресла и тоже кинулся помогать городить завалы. Да только толку от него было – ноль целых, хрен десятых! Потому как росточком он был – метр с кепкой в прыжке! Ну и силой, естественно, обладал соответствующей! Так что сейчас он больше попусту суетился и путался под ногами, чем помогал. Но его не гнали – не тот сейчас был момент, а просто с презрением смотрели на его никчёмные ужимки. А вот бес наблюдал за ним с удовольствием! Да и вообще он получал огромное наслаждение от всей этой кутерьмы.
Одна Алла Егоровна по-прежнему возилась с бумажками в почти полной темноте. И бесу очень захотелось подшутить над ней, просто было непростительным грехом – упустить такой подходящий момент! Ему было доподлинно известно, что в редкие минуты отдыха Алла Егоровна с удовольствием читала французский роман Золя, вот он и решил этим воспользоваться! Воодушевлённый новой идеей, Казимир пронырнул под столом и увидел лежащий за вентилятором роман. Он быстренько схватил книгу и сунул себе в карман, а секретарше подсунул богато иллюстрированное, красочное, старинное – издание камасутры. Пусть любуется, не жалко! Она вскоре закончила работу с документами и, протянув в темноте руку, нащупала за вентилятором свою книгу. Ни о чём не догадываясь и ничего не подозревая, она положила её перед собой – в ожидании момента, когда наладят подачу электричества и можно будет немного расслабиться с любимой книжкой. И в эту же минуту к ней подошёл Герман Соломонович, надел очки и посветил на стол карманным фонариком, пожалев секретаршу, – ну что это она работает в полной темноте? Желая помочь Алле Егоровне, директор округлившимися от удивления глазами смотрел на книгу. Совершенно оторопевший, он только и смог произнести:
– Как? Алла Егоровна, Вы читаете это, да ещё и в рабочее время? Ведь Вы образованный человек, всеми уважаемая женщина, – что же Вы себе позволяете?
Алла Егоровна даже не нашлась, что сказать! Она сидела с неподвижным каменным лицом и ошалелым взором смотрела на то, что сейчас лежало перед ней на столе! А в душе её поднималась буря чувст, а из бури чувств – страшная тяжёлая обида! Но не из-за камасутры, нет! Хотя, чёрт её знает, откуда она тут взялась! Скорее всего, кто-то из посетителей принёс её с собой и спокойно читал в ожидании директора, а потом просто по ошибке прихватил Золя, а свой манускрипт оставил. Но всё-равно, ситуация была очень неприятная! Аллу Егоровну душили слёзы жгучей обиды: ну ладно – перепутала она как-то случайно книги, не в этом дело! А дело в том, – кто упрекает её в легкомысленном развратном поведении! Да как он только смеет! Упрекать её, честную женщину в таких вещах, – и это после стольких лет безупречной службы! Посмотрел бы на себя, прежде чем ей указывать! Сам-то кто? Первый потаскун на всём заводе и неисправимый кобелина! Да где же после этого у него совесть?
Возможно, Герман Соломонович и ещё бы что-нибудь сказал, но в открытую дверь приёмной стали заглядывать люди, и он промолчал. Все надеялись на директора, полагая, что он сможет что-нибудь предпринять и разрулить ситуацию. Герман Соломонович отошёл от Аллы Егоровны и выглянул в коридор. Среди толпы увидел он и организатора обещанной голодовки, работника профсоюзной организации – Илью Борисовича Довлатова. Видеть его сейчас было не очень приятно, но директор взял себя в руки и авторитетно произнёс:
– Прошу всех соблюдать спокойствие и тишину! Сплотимся перед лицом опасности! Оставайтесь пока в коридоре, никуда не отлучайтесь, – надо подождать, когда всё закончится!
– А когда оно закончится?
– На этот вопрос, дорогой товарищ, я пока ответить не могу. Время покажет!
– По времени нам обед положен, – усмехнулся кто-то, – а теперь даже и воды попить негде.
– Придумайте что-нибудь, Герман Соломонович! Сегодня ведь короткий день, меня дома ждут! – обратилась к директору молодая женщина.